подростку, лежавшей на каталке.
— Это на вас только что орала другая докторша? Я видела. Боже, ну она вас и
отделала, — прокомментировала больная. Афина нахмурилась, но ничего не сказала. —
Когда я злюсь на лучшую подругу, я просто отправляю ей сообщение со смайликом «злое
лицо». Ваша… вы её действительно разозлили.
— Я знаю. Я в курсе. Мы можем об этом не говорить? Что случилось с твоей
рукой? — спросила Афина, меняя тему. Она ранее ознакомилась с картой пациентки и
уже всё знала, но ей хотелось отвлечь любознательную девочку.
— Подруга сказала, что я не смогу порезать руку швейцарским армейским ножом.
Она не поверила, что я крутая и проиграла.
— Ты не крутая, ты глупая. Ты могла серьёзно повредить нервы.
— А вы глупая, потому что не поняли, что нужны своей подруге.
— Я не глупая. Просто, она не говорила мне, что что-то произошло.
— Вы её лучшая подруга и должны были знать.
— Ага, а твоя лучшая подруга должна была знать, что ты серьёзно можешь
пораниться этой штукой. Не делай больше этого.
— А вы в следующий раз не будьте такой эгоисткой и не забывайте о своих
друзьях.
Обе пристально смотрели друг на друга несколько минут, а потом с неохотой
признались себе, что каждая из них была права.
— Ладно, — произнесли обе синхронно.
— А теперь закрой рот и дай мне наложить швы. Ты же хочешь домой?
Оставшееся утро и часть дня Афина провела в отделении скорой помощи,
осматривая прибывавших пациентов. При каждом удобном случае Сабина смотрела на неё,
и Афина чувствовала себя с каждым разом всё хуже и хуже. Ей нужно было остаться с
Сабиной наедине и поговорить.
Запищал пейджер — пришло время отправляться в палату к Себастиану готовить
его к операции. Вызвали обеих девушек и путь обратно проходил в гнетущем молчании.
Не в состоянии больше терпеть напряжение, Афина сделала первый шаг.
— Саб, я…
— Не надо, Фини. Не здесь. После работы.
Афина нахмурилась.
Вздохнув, Афина отступилась.
Пока Себастиана готовили к операции, он болтал без умолку, а миссис Харрис
ходила туда-сюда, не зная куда себя деть. Когда пришло время везти мальчика в
операционную, женщина вдруг расплакалась и бросилась обнимать сына.
— Господи, Себастиан. Мама тебя очень любит. Мой храбрый, храбрый мальчик.
Папа тебя тоже очень любит и, если бы он был здесь, то очень бы гордился тобой. Будь
сильным, я буду ждать твоего возвращения здесь.
— Мам, не волнуйся. Я всё понял. Кубок будет наш! Я тоже тебя люблю! —
выкрикнул Себастиан, отправляясь на каталке в операционную. Афина оглянулась на
миссис Харрис и увидела, как та рухнула на стул и её тело начало сотрясаться от рыданий.
Она знала, что нужно делать.
— Саб, — Афина показала ей жестом двигаться дальше, — иди с Себастианом. Я
остаюсь.
— Что? Нет, Фини. Если ты из-за того, что я…
— Нет. Это именно то, что нужно сделать. Иди и ассистируй на операции. Ты
сможешь. Я знаю. Я никому не доверяю так, как тебе. Мне нужно остаться здесь, с миссис
Харрис.
Две женщины, застыв, наблюдали, как удаляется каталка, и, когда коридор опустел,
занялись самым мучительным — стали ждать.
Несколько часов спустя миссис Харрис, сидевшая большую часть времени тихо,
наконец заговорила:
— Джей и я влюбились друг в друга ещё в школе. Мы поженились сразу по
окончанию, и это привело наших родителей в бешенство, — сказала она, тихо
посмеиваясь. — Чтобы я смогла закончить колледж, получить диплом и стать учителем,
муж занялся торговлей. Джей всегда ставил мои нужды на первое место.
Афина потянулась и взяла миссис Харрис за руку, понимая, что сейчас той нужно
выговориться.
— Я поняла, что беременна, в первый день работы на новом месте учителем. Мы
рассчитывали, что прежде, чем начнём думать о пополнении в семье, я поработаю
несколько лет, мы сможем сэкономить на расходах и отложить немного денег для себя. Я
помню, что тогда страшно боялась говорить ему, боялась, что он меня бросит. — Миссис
Харрис глубоко вздохнула и продолжила. — И когда я, наконец, сказала, знаете, что он
сделал? Он дал в газету объявление, что мы ждём рождение ребёнка. Пока я была в
декретном отпуске, он работал на трёх работах, чтобы мы могли свести конца с концами.
Он был лучшим мужчиной, которого я когда-либо встречала.
От таких глубоко личных воспоминаний у обоих женщин на глаза навернулись
слёзы.
— Миссис Харрис, похоже, он вас очень любил.
— Прошу, зовите меня Мара. В конце концов, вы сейчас со мной в один из самых
худших моментов в моей жизни.
Афина улыбнулась и кивнула:
— Хорошо, Мара. С удовольствием.
— Я первой узнала о болезни Себастиана и тогда в панике, заливаясь слезами,