Линейный корабль

По лицам офицеров Хорнблауэр видел, что сверка часов подействовала на них желаемым образом: лучше любых слов убедила точно следовать расписанию. Иначе они пропустили бы мимо ушей слова «пять минут» или «десять минут», а он, в отличие от них, понимал, что операция, проводимая в полной темноте, должна быть предельно точно выверена во времени.

– Вам все понятно? Тогда, возможно, вы все, джентльмены, за исключением вахтенного, согласитесь разделить со мной вечернюю трапезу.

Офицеры вновь переглянулись: еще один легендарный обед у Хорнблауэра перед началом боя. Сэвидж помнил, как на «Лидии» они обедали в преддверии стычки с «Нативидадом». Тогда с ним были Гэлбрейт, его дивизионный лейтенант, и Клэй, его ближайший друг. Гэлбрейт умер от гангрены в Тихом океане, Клэю оторвало голову пушечным ядром.

1 – встреча с «Калигулой» у мыса Паламос; 2 – мыс Креус: захват «Амелии»; 3 – Льянца: штурм батареи; 4 – Пор-Вандр: захват вражеских судов; 5 – лагуна Вик: поджог каботажного судна, 6 – Аренс-де-Мар: встреча с полковником Вильеной; 7 – обстрел войск на прибрежной дороге; 8 – встреча с флагманом; 9 – шторм у мыса Креус: «Плутон» лишился мачт; 10 – Сильва-де-Мар: выгрузка осадной артиллерии; 11 – место, где с «Кассандры» заметили французов; 12 – положение остальных судов британской эскадры; 13 – начало сражения между «Сатерлендом» и французской эскадрой; 14 – окончание сражения.

– Сегодня виста не будет. – Хорнблауэр улыбнулся угадывая мысли Сэвиджа. – До полуночи еще многое надо сделать.

В прежние времена Хорнблауэр перед боем довольно часто усаживал своих офицеров за карты: взволнованные подчиненные путались, и он, критикуя их ошибки, благополучно скрывал собственное возбуждение. Сейчас, провожая их в каюту, он был улыбчив, благодушен, гостеприимен. От волнения он часто делался говорлив, и сегодня, развлекая притихших гостей, вопреки обыкновению не старался это побороть. Он с улыбкой судачил о пустяках, офицеры смотрели и дивились. Они редко видели его таким – только перед решительной стычкой – и забыли, каким по-человечески обаятельным он может быть, если пожелает. Для него это был способ не думать о скором сражении – очаровывать гостей, не переступая, однако, той грани, которая отделяет капитана от подчиненных.

– Боюсь, – сказал Хорнблауэр, комкая салфетку и бросая ее на стол, – нам пора на палубу, джентльмены, как ни безумно жаль разбивать такую приятную компанию.

Из освещенной лампами каюты они вышли на темную палубу. Звезды мерцали на ночном небе и отражались в море, по которому крался призрачный «Сатерленд», паруса терялись во тьме, слышны были только пение такелажа, да музыкальный плеск невидимых волн под водорезом. Матросы отдыхали на переходных мостиках, переговаривались шепотом, подчиняясь отданным вполголоса приказаниям тихо перебирались к постам. Хорнблауэр вместе с Бушем проверил положение судна и направил подзорную трубу на окутанный тьмой берег.

– Команду барказа номер один сюда! – тихо позвал Джерард.

– Команду барказа номер два сюда! – эхом откликнулся Рейнер. Матросы тихо выстраивались по обеим сторонам грот-мачты.

Команда двух других шлюпок собиралась на шканцах. В вылазке примут участие двести пятьдесят человек – если она провалится, Бушу трудненько будет с оставшимися матросами дойти до мыса Паламос.

– Положите корабль в дрейф, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр.

Одна за другой шлюпки на веслах отходили от корабля. Последним через борт перелез Хорнблауэр. Он опустился рядом с Брауном и Лонгли на корму гички, Браун рявкнул на гребцов и те отвалили. Флотилия бесшумно двинулась прочь от корабля – лопасти весел, заблаговременно обмотанные тряпьем, не плескали. Тьма была непроницаемая, и, как обычно, у воды казалась еще чернее, чем на палубе. Гичка медленно шла вперед, разошедшиеся в разные стороны барказы быстро потерялись из виду. Весла неслышно входили в бархатистую черноту вод.

Хорнблауэр сидел неподвижно, опустив руку на рукоять шпаги ценою в пятьдесят гиней. Ему хотелось вертеться, ища глазами другие шлюпки; с каждое минутой волнение нарастало. Какой-нибудь дурак-пехотинец заденет ружейный замок, у кого-нибудь из гребцов выпалит пистолет, по беспечности не поставленный на предохранитель. Любой шум, долетевший до берега, сорвет операцию, погибнут сотни людей, а на его голову – если она останется цела – падет адмиральский гнев. Хорнблауэр сурово приказал себе выждать еще пять минут и лишь потом вытащил подзорную трубу.