Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Мальчишку отпустили как несовершеннолетнего, но почтение к государственной власти, располагающей военным флотом, поселилось в нем навсегда. В Советской России власть принадлежит партии – и недавний контрабандист вступил на незакрытую еще дорожку: сочувствующий парень из «социально близкого элемента», политически грамотный моряк, комсомолец, коммунист, парторг… Ходить в море это не мешало. Первым его кораблем после контрабандистской шхуны стал крохотный пассажирский пароходик, некогда затопленный белыми при эвакуации Одессы. Ветхий кораблик, по их мнению, до Крыма доползти никак не мог, но красные суденышко подняли, залатали, подкрасили -и ничего, служило верой и правдой. Через море напрямик не совалось, возило пассажиров на линии Николаев – Евпатория. На всех парах, изрыгая из единственной трубы столб украшенного искрами буроватого дыма, этот великолепный лайнер едва вязал пять узелков, но он принадлежал советскому государству, и от этого вызывал у Янниса достаточное почтение. На нем Патрилос получил паспорт – тот, что положено доставать из широких штанин. Записали Янниса Иваном: перевели на русский язык. Можно было поднять бучу – в двадцатые годы ошибку бы исправили, а сотрудникам паспортного стола не поздоровилось бы. Им повезло. Перековавшийся контрабандист, а тогда – кандидат в комсомольцы перечитал ранние статьи товарища Сталина по национальному вопросу и тихо согласился с серпасто-молоткастым документом. Так и повелось: на берегу, в семье, он Яннис. На службе – Иван Павлович, никак иначе.

Даже в комсомольской молодости. Впрочем, возражений не было: размер имеет значение. Как и ловкость… Матрос, что в одиночку вращает штурвал прямого привода руля, с которым обычно управляется разом шесть человек или паровая машина в пятьдесят лошадиных сил, и делает это с умом, понимая разницу между «так держать» и «одерживай» – заслуживает некоторого уважения, не так ли?

Шли годы, менялись места службы и порты приписки. Ходил в Варну и Трабзон, служил парторгом на танкерах, развозивших бакинскую нефть по покупателям в Средиземном море. В чужом порту за морячками глаз да глаз! Нужно чутье на тех, кто может учудить, и способность найти слова, которые заберутся в самую темную душонку, чтобы поняла -на родном берегу так ли, сяк, а ронять честь советского флага за границей нельзя. Суда, на которых ходил Патрилос, не доставляли проблем консулам, не портили в пароходстве статистику. Всяк знал: поставь Ивана Павловича на самый хулиганский экипаж – и про любые неприятности можно забыть. Никаких хлопот, разве нужно получку платить.

К середине тридцатых парторг Патрилос служил на лучших и крупнейших советских судах, повидал не то что Роттердам, Марсель и Лондон, бывал в Нью-Йорке и Фриско. Хаживал, на зависть воспетым в литературе фармазончикам, по Рио в белых штанах. Его судно пришло за грузом драгоценного для советской промышленности каучука, и Яннис на глазах всего экипажа унизил Остапа Бендера, доказав, что прямая дорожка быстрей и удобней приводит к цели, чем кривая.

Тогда, в тридцать пятом, он был счастлив и от жизни большего не ждал, поскольку в большем никак не нуждался. Что ему надо? В любимом деле состоялся, люди, и немаленькие -уважают. В море незаменим, на берегу ждет семья. Личная жизнь сложилась между плаваниями такая же, как карьера: размеренная, ровная, надежная. Жена, дочь старшая, двое сыновей, и еще дочь, младшенькая. Берег начал перетягивать, Ивана Павловича подговаривали бросить дальние походы и принять должность парторга одесского морского пароходства. Патрилос почти смирился с береговой должностью, но мир изменился снова, и для него разверзся ад.

Началась гражданская война в Испании, и Советский Союз не остался в стороне. Как повелось, в огонь шагнули лучшие, а Иван Павлович и есть один из лучших. О том, что было потом, он не говорит, хотя многие нынешние сослуживцы ожидали подробных рассказов. Но всяк, кто спросит, в ответ слышит одно:

– Вспоминать не хочу.

После чего помполит «Фрунзе» выдает правильные, но казенные фразы о том, что Испанская республика пала, растерзанная интервентами и собственными фашистами-фалангистами, несмотря на советскую помощь, и о том, что хвалиться личными успехами в случае общего поражения нехорошо. Не по-советски и не по-товарищески. Дальше – стена, которую не пробить ни добрым словом, ни казенным красным вином, ни «сухопутной» водкой, ни «родным» кальвадосом. А экипажу, между прочим, интересно! Не каждый день парторга с торгфлота переводят на линейный крейсер. Не каждый новоиспеченный помполит красуется средиземноморским загаром на лице и орденом Красной Звезды на кителе. По кубрикам летают шепотки, что Иван Патрилос совершил на испанской войне что-то исключительно героическое и настолько же секретное. Мол, ему запрещено говорить – и точка! Слухи лишь прибавляют помполиту «Фрунзе» авторитета. Добавить к этому сложение, которое не то что Ахилла посрамит – бывших царских унтеров, а ныне младших командиров РККФ вводит в трепет и изумление.