Палыч устало вытер лоб и присел на край солдатской койки. Руки предательски дрожали. Говорить он не мог.
— Николай Павлович, вы как, любезный? — военврач склонился к научному сотруднику. Может быть, давление померяем? Вы очень плохо выглядите, голубчик.
Тот отрицательно покачал головой, просипел едва слышно:
— Позвоните Ерохину, сообщите. Я не могу…
Военврач растерянно взял телефон из рук Машкова, почти не глядя, нажал кнопку вызова.
— Алло, Ерохин? Это военврач лейтенант Красиков беспокоит.
Некоторое время он слушал ответ, потом продолжил:
— Николай Павлович плохо себя чувствует. С прискорбием сообщаю, что вашего сибирского товарища спасти не удалось. Смерть наступила несколько минут назад от сердечного приступа. В живых остался только один пациент. Что нам делать? Может быть, отключить от оборудования, пока еще жив?
Он снова несколько минут молчал, внимательно слушая собеседника.
— Так точно. Ждем!
С тяжелым сердцем Ерохин спрятал телефон.
Заскулил Рекс. Капитан протянул руку и погладил пса, заглянул в большие черные глаза.
— У меня пропуска нет, — пожаловался он, — раньше восьми утра никак не получить.
Рекс обиженно опустил голову и коротко взвизгнул, словно понимал человеческую речь.
— Где же полковник? — пробормотал Ерохин едва слышно, — почему так долго?
Он открыл боковое окно и закурил.
Призрак плавно скользил вдоль стены. На перекрестке он остановился, внимательно посмотрел на несколько человек в конце коридора. Незамеченный никем двинулся к охранникам.
— Альбертыч, прием, это первый, — голос старшего смены дрожал, — докладывай немедленно.
— Первый, — прохрипела рация, — в подвале сработали датчики. Небольшой взрыв.
— Вот сука, опять началось! Поднимай начальника охраны, если уже спит. Общая тревога.
— Понял вас, первый, — прохрипела рация.
В эту секунду призрак коснулся старшего смены службы охраны и слился с ним в единое целое. «Первый» несколько секунд озадаченно хлопал ресницами. Затем посмотрел в глубину коридора, поднял голову и зачем-то уставился в потолок. Наконец, повернулся к подчиненным:
— Все в подвал, — приказал он немного осипшим голосом, — сектор Це-2. Камеры временного содержания задержанных. Выяснить причину срабатывания датчиков. Я сейчас.
Он развернулся и двинулся по коридору в сторону лифтовой шахты. Вошел в лифт и нажал кнопку третьего этажа. Извлек из кобуры табельный ПМ. Выщелкнул магазин, убедился, что патроны боевые. Вставил обратно. Снял с предохранителя. Вышел из лифта и осторожно ступая, пошел по коридору. Остановился. Постучал в дверь.
— Где Палыч? — воскликнул лаборант.
Растерянный военврач пожал плечами.
— Не знаю, наверное, покурить пошел.
— Он же не курит? — поразился лаборант, и быстро добавил, — товарищ лейтенант, у Артема пульс — сто двадцать. Давление 170 на 100.
Красиков подошел и взглянул на экран компьютера.
— Товарищ лейтенант, — голос лаборанта дрожал, — может быть все-таки отключим оборудование?
— Ерохин запретил, — отозвался военврач.
— Но ведь умрет, — в глазах лаборанта блеснула предательская слеза.
— Нужно с Палычем посоветоваться, — ответил Красиков, после минутного раздумья, — пойду, разыщу его.
— Здесь? — еще раз переспросил Артем.
Лена кивнула головой. Артем взялся за ручку двери и осторожно дернул. Дверь не пошевелилась.
— Давай через шестой слой пройдем, — Лена коснулась плеча Артема и спокойно шагнула сквозь стену. Артем посмотрел на грубую штукатурку, кивнул, и тоже шагнул внутрь камеры. Остановился. Огляделся. Хмыкнул.
Тело Алексея лежало на бетонном полу, с лицом безмятежно спящего человека. Небольшой кровоподтек уже подсох. Артем склонился над телом. Аккуратно коснулся рукой. Рука прошла насквозь сквозь тело. Он посмотрел на Елену.
— Сейчас, — поспешно сказала она, и снова ненадолго коснулась Артема.
Он подсунул ладонь и легко приподнял тело Алексея, словно маленького ребенка. Положил его на свое огромное плечо и выпрямился во весь рост, при этом шлем почти коснулся потолка.
— Рисковать не будем, — хмуро сказал Артем, — все таки живой человек не бумажка. Пойдем через главный вход. Отойдите в сторонку, пожалуйста.