Что интересно, всю дорогу до офиса я размышлял вовсе не о том, что захочет услышать от меня Вересаева и что я могу ей сообщить. Вместо этого, мою голову не покидали мысли о Брехуне.
Я не разбираюсь в физиологии и невропатологии, об особенностях развития сиамских близнецов слышал только поверхностно. Тот факт, что крысы всего за несколько десятилетий обрели разум, уже невероятен и свидетельствует о сильнейших мутациях. Но должны же они подчиняться общим правилам биологии? К примеру, если даже у существа с тремя головами общая нервная система, как может личность одной из них переселяться в другую? Насколько мне известно, это противоречит всему, пусть и небогатому, опыту земной медицины. Сиамские близнецы не меняются разумами!
Кроме того, я не мог объяснить ещё одну отмеченную странность. Все головы Брехуна, показалось мне, были разного цвета, словно в этом существе сплелись гены сразу нескольких видов крыс. Учитывая их скученность и плодовитость, предположить некоторые варианты можно. В конце концов, бывают же трёхцветные кошки? Я не генетик, чтобы делать выводы. Но факт, очень явный и злящий факт, что Брехун не прост. Ох как не прост, и раскол его личности лежит не только в плоскости психиатрии. Я во что бы то ни стало должен…
— Стожар, с вами всё в порядке?
Я открыл глаза и потряс головой. Туман в глазах медленно рассеивался.
— Да, всё нормально, Виктор Петрович, — буркнул я, стараясь подавить остатки раздражения.
На кого я злюсь и с какой стати? Что происходит со мной, почему я вдруг стал вспыльчив, как беременная барышня, утратил отточенную годами способность контролировать себя в любой ситуации?
— Я сомневаюсь, — оценил попытку мой конвоир. — Но нам в любом случае выходить.
Со словами: "Станция Проспект Мира", — двери распахнулись.
Вересаева
В кабинете Вересаевой висел плотный дым с запахом абрикоса. Закрыв глаза, можно было представить себя в восточном массажном салоне, где неумелый персонал переборщил с благовониями. Как она терпит эту вонь?
Щёлк! — мигнула лампа под потолком. Видение рассеялось. Остался неприятный осадок, воспоминание, что я злился на выдуманных массажистов. Странно, почему я сейчас думаю о какой-то ерунде? Какое мне дело до благовоний и дыма?
— Садитесь, Стожар. Давайте, давайте, не стесняйтесь. У меня к вам серьезный разговор.
Я прошёл к столу, выдвинул один из тяжёлых деревянных стульев с зелёной кожаной обивкой. При этом сизое облако обхватила меня и почти физически сдавило. Мне показалось, что дым от тонкой вересаевской сигаретки ощутимо упруг.
Щёлк! — раздалось под потолком. Иллюзия исчезла. Я с облегчением уселся. Напротив уже сидела санинструктор Леночка, разложив на полированной столешнице свои медицинские причиндалы. Стетоскоп и тонометр я узнал, остальное же, изобилующее кнопками и индикаторами, оборудование было мне в диковинку.
Зачем это здесь? Меня ведь позвали, чтобы просто обвинить в предательстве? И что, пытать будут? Допрашивать? Так я им и дался, размечтались, по столешнице если обеими ногам врезать…
Щёлк!
Я расслабил мышцы и приказал себе сосредоточиться. Хотели бы пытать, небось нашли бы заранее способ обезвредить. А она не реагирует даже, просто курит и молчит. Она опять сегодня шикарна, едва заметно подсветлила волосы, надела длинное тёмное платье, почти до щиколоток. Почему она молчит? Разглядывает рыбок в аквариуме и молчит…
Щёлк! — мигнула лампочка.
— Да почините вы уже её! Бесит! Неужели нет во всём управлении ни одной целой лампы?
Вересаева хмыкнула. Не двинув головой, аккуратно стряхнула пепел с мундштука.
— Стожар, вы болели в детстве корью?
Рот мой открылся, чтобы ответить, но когда мозг осознал вопрос — не нашел слов. Что такое? Какой ещё корью?
— Простой корью, ей болеют многие люди. А вы?
— Нннет. Я привит от кори. А что…
— Вы знаете, какие осложнения может вызвать корь, если к ней нет иммунитета?
— Не знаю. Но…
— Корь, — Вересаева говорила не быстро, однако не давала мне вставить ни слова, — сильнее всего поражает нервную и дыхательную системы. Повышается температура, возникает отёк лёгких. Нередки смертельные случаи.
Я молчал. Не понимал, к чему она клонит.
— Если корь поражает не людей, а путешественников, организм которых не имеет представления о наших заболеваниях, это почти всегда смертельно.