Линия фронта

Замполит прежде не командовал, он был вообще не кадровый, и это знал Евгений, но здесь, в ячейке, это обстоятельство не имело никакого значения; жизнь частенько без спросу назначала кому чем заняться, и люди это принимали как должное. И замполит, и Евгений, и весь состав, попавший под начало замполита, — все знали, что войскам необходим плацдарм, хотя специально об этом никто не распространялся.

Вытесненный из ячейки лейтенант обиженно шмыгал носом и наконец, подобрав бесхозную лопатку, принялся со злостью долбить крутость.

По другую руку от замполита сидел на дне траншеи радист.

— Проверяй связь, — в который раз напоминал ему замполит.

Радист бубнил позывные, когда начался артналет. Снаряды накрыли пятачок батальона, они месили землю, рвались на брустверах и падали в окопы, выбивая и без того жидкие ряды защитников плацдарма; бурая заволочь окрасила в один колер и ближние луговые прогалы, и дальний клин леса, и вздымающееся над головой жаркое небо.

Янкин видел, что капитан ему что-то говорит, но в сплошном грохоте разобрать слов не мог. Лишь по губам понял: танки! Янкин метнулся по траншее в одну, в другую сторону, словно забыв что-то, а в действительности отыскивая в крутости ступеньку, чтобы выскочить наверх и присоединиться к отделению, залегшему в щелях вдоль дороги. Наконец это ему удалось, он перебежал открытое место и повалился в спасительное укрытие.

Евгений чуть не сорвался следом, но замполит придержал его рукой:

— Погоди, капитан, успеется…

Танки шли покачиваясь, на полном газу, и расчет у них оставался прежний — прошить оборону и сбросить русских в воду. Обе стороны понимали это, и каждая оценивала свои шансы по-своему.

— Успеется… — повторил замполит.

Немецкие танки заметно приблизились, и было непонятно, почему они не развертываются в линию. И замполит и Евгений стояли пригнувшись — над бруствером торчали только их каски. До оставленной первой траншеи было метров сто, теперь в ней накапливались немцы; оттуда пустили очередь, струйка пуль пропела над касками замполита и Евгения, оба нырнули и опять подняли головы над земляным валиком.

Танки набегали на оборону по-прежнему в колонне, но что-то у них там изменилось, это заметили одновременно и замполит и Евгений; оба осознали, что бывшая первая траншея, так некстати оставленная, и есть тот рубеж, на котором танки противника начнут развертываться, в траншее их ждали накопившиеся автоматчики… Евгений ощутил в теле дрожь и отстранился от замполита. Глазами он водил по сторонам, заметил чью-то шевельнувшуюся над земляной россыпью стальную макушку, перевел взгляд на щели с саперами и подумал, что решающей роли они не сыграют: один, от силы два танка могли пройти вблизи них.

Когда вслед за танковой лавиной выскочили из траншейки немцы с черными кургузыми автоматами, это уже не было неожиданностью.

— Ну вот и приспело время… — обронил замполит.

Не дойдя до саперных позиций, танки круто изменили курс, всей массой хлынули на крайний левый, примкнутый к реке участок обороны. По ним громыхнули из-за реки; но как только они приблизились к нашей пехоте, артиллерия умолкла, и стало ясно, почему немцы развернулись вблизи траншеи… Их танки шли фактически вдоль обороны, как бы пытаясь ее смотать, танковые пушки простреливали траншейные фасы, подавляя там все живое, и на этот же участок устремились их автоматчики.

Оборона еще держалась, на линии помятой траншейки пыхкали ответные выстрелы, в нескольких местах работали пулеметы, но цельной огневой системы уже не было. С самого почти берега, где кончилась траншея, поднялся резервный стрелковый взвод и валкой рысью пошел на сближение с автоматчиками. Во главе взвода бежал с лопаткой в руке давешний лейтенант. Вряд ли мог взвод заткнуть брешь, но это было все, что мог выставить замполит. Он забрал из рук радиста микрофон, еще раз охватил глазами заволоченные дымом позиции и присел. Раскрыв планшет с картой, передал координаты, затем лаконично и сухо вызвал огонь поддерживающий артгруппы — это был огонь на себя…

Залпы тяжелых орудий и реактивных минометов из-за реки обрушились на плацдарм, перепахивая и без того избитую, вывороченную землю. Лавина немецких танков расстроилась и поодиночке, вразброд схлынула. Лишь два из них проскочили к берегу, они ползли вдоль уреза воды, подминая гусеницами носилки с ранеными, снарядные ящики и приткнутые к суше лодки. Плацдарм покрылся пепельной, непроницаемой завесой. Эта густая пелена жалась к земле, но каждый разрыв подсвечивал ее, раздирал по невидимым швам, перекраивал и полоскал рваные края. В неровных разводьях высвечивал мутно-синий лесок, но разводья смыкались, и опять в дыму курился рассыпчатый, неземной ландшафт.