Линия огня

Бывалый охотник Муха умело соорудил костер, и отмычки тут же сгрудились вокруг него - греться. Полупрозрачный белый дым вытягивало в зарешеченное окошко под потолком. Хорошо, сухое дерево. Можно было вскипятить чайку, но мы все были уже настолько вымотаны, что ни у кого не возникло даже мысли об ужине. Сбросив пропотевшие прорезиненные куртки, сталкеры начали выбирать себе места под стенами, где можно было бы расположиться на ночлег.

Я сам вызвался дежурить собачью вахту - два часа перед рассветом. Даже из названия ясно, что это самое неудачное дежурство. Лучшее дежурство - первое: организм еще вполне бодр, а после спокойно спишь шесть часов подряд и в ус не дуешь. Средние вахты - хуже: тебя будят посреди ночи, и ты два часа караулишь с вытаращенными глазами, героически сражаясь со сном. Однако потом, отстояв вахту, можно снова уснуть. Самый сладкий сон, как известно, приходит после того, как тебя разбудили среди ночи, а потом снова дали поспать.

Худшая вахта - последняя, перед рассветом. Тебя будят, когда ты еще категорически не выспался, и больше в эту ночь заснуть тебе уже не удастся. Впереди тяжелый и слишком долгий день - и неизвестно, когда удастся прикрыть глаза в следующий раз.

Тем не менее первый караул я сегодня не потянул бы точно: меня так мутило и клонило в сон, словно я бодрствовал последние трое суток, причем провел все это время на броне движущегося БТРа. Насчет ночных вахт я тоже сомневался - после контузии организм вряд ли достаточно восстановился бы за пару часов отдыха. Оставалась последняя, самая неудобная - но зато перед ней я успел бы отдохнуть шесть часов и хоть немного пришел бы в норму. Патогеныч, взявшийся распределять дежурства по праву самого матерого самца в стае, хотел вообще исключить меня из списка как наиболее пострадавшего при бомбардировке, благо нас было девять человек, но я потребовал, чтобы от дежурства освободили нашего проводника. Варвар хмыкнул - он понял, что я по-прежнему совершенно ему не доверяю, - однако подчинился.

Итак, первую смену дежурили Муха с Енотом. Вторую - Борода с Патогенычем. Третью - Бахчисарай с Гусем. Четвертую - мы с Вовой. Я все еще злился на Вову и не был до конца уверен, не нанесу ли ему нечаянно в ходе дежурства каких-нибудь тяжелых телесных повреждений, поэтому попросил Патогеныча немного переиграть смены. Патогеныч пожал плечами и поменял Вову на Гуся. Ну и ладушки.

Енот потащил к костру два ящика, чтобы не сидеть на голом полу, а я из таких же ящиков соорудил для Динки уютное гнездышко в углу и сам прикорнул рядом на рулонах рубероида. И меня тут же срубило - словно кто-то, подкравшись сзади, треснул меня со всей дури по затылку прикладом АКМК. Только вспыхнула напоследок перед глазами ослепительная линия жидкого огня.

Разбудил меня Бахчисарай. Я поднял голову и инстинктивно зажмурился. Однако вопреки ожиданиям жестокая боль не пронзила череп от виска до виска. Я сел, опершись спиной о стену. Чувствовал я себя на удивление сносно. Никаких признаков сотрясения мозга не осталось - то ли организм оперативно с ним справился, то ли сотрясения этого и не было вовсе. Мышцы еще побаливали, но не ощущалось того тупого зависалова, которое непременно настигает тебя наутро после таких приключений. Контузия, надо сказать, здорово изменяет взгляд на мир: когда голова тяжелая, думается с трудом, а в ушах звенит, все воспринимается по-другому. Примерно как с похмелья. Так вот, сейчас похмелья почти не было. Похоже, шесть часов блаженного отдыха сотворили со мной чудеса.

Гусь уже занял позицию возле костра. Я накинул на спящую Динку свою куртку, взял автомат, кое-как утвердился на ногах и тоже двинулся к костру.

– Порядок, брат? - поинтересовался Гусь.

– Лучше не бывает, - отозвался я, присаживаясь на ящик напротив.

Бахчисарай с Вовой заняли освободившиеся спальные места и мгновенно провалились в сон: последние сутки у них выдались беспокойные.

– Все тихо? - на всякий случай поинтересовался я, растирая лицо ладонями.

– Выброс наверху бушует, - отозвался отмычка. - По полной программе.

Ах, вот оно что. Вот почему так страшно зудят и чешутся кончики пальцев.

Шум выброса почти не проникал в подвал. Если не прислушиваться, можно было решить, что это воет где-то очень далеко свирепая зимняя вьюга. Однако снега снаружи не было, и ветра тоже. Сейчас там происходил сильнейший выброс аномальной энергии, эпицентром которого являлась Чернобыльская АЭС. Во время этого локального катаклизма Зона меняет декорации: исчезают старые ловушки и возникают новые на чистых местах. После каждого выброса привычные маршруты вновь становятся смертельно опасными лабиринтами, в которых каждый шаг дается с огромным трудом и большим риском.