Линия Жизни

— Я надеюсь, — искренне сказала я.

— А это вам как? — обратил мое внимание старик Веневитинов на другой объект.

Там, на фоне жуткой «туалетной» картины, девушка разговаривала по мобильному. Взгляд ее был направлен далеко-далеко, через миры и расстояния, поверх всего обалдуевского убожества, а на лице цвела нежность, и глаза сияли бриллиантами. Фотоаппарат щелкнул, она даже не услышала, продолжала прокладывать свой незримый мост Любви.

— Любовь правит миром, — вдохновенно сказал старичок. — И пока будет мир — будет Любовь. А вовсе не Обалдуевы.

— Но тогда почему обалдуевых становится все больше и больше? — спросила я. Мне казалось, что старичок знает какие-то истины, мне неведомые, и я хотела их услышать.

— Вовсе нет! — возразил старичок. — Разрушители Красоты существовали во все времена. Только рядятся они в разные одежды. Дантес, знаете ли, тоже в каком-то смысле — Обалдуев.

Пока я пыталась осмыслить сказанное, в зал вошла немолодая интеллигентная пара — Он и Она. Несколько секунд они постояли, видимо пытаясь вникнуть в общую картину, потом она тихо вскрикнула, отвернулась и спрятала лицо у него на груди. Он прижал ее к себе, обнял, а взгляд зарыскал по залу — словно выискивал затаившегося врага. Он сразу превратился в Воина, защищающего свое гнездо от внешних посягательств, и на лице его читались мужество и отвага. Я машинально сделала снимок. Затем он бережно повел женщину из зала — видимо, на свежий воздух.

— Вот видите, дорогая, не все готовы потреблять обалдуевщину, — с удовольствием сказал старичок. — И таких много, поверьте мне!

— А можно, я вас тоже сфотографирую? — с надеждой спросила я. Старичок выглядел очень позитивно и уже этим мне нравился.

— Извольте, голубушка! — обрадовался старичок, заволновался, обронил пенсне и стал его прилаживать — так я его и запечатлела: растерянного, смущенного, с пенсне в руках.

— Спасибо. Пожалуй, можно считать задание выполненным, — решительно сказала я. — Хочу на воздух! Только опять мимо этих жутких ворон идти…

— Вовсе не обязательно! — горячо сказал старичок. — Я вас через служебный вход проведу. Я ведь здесь всю жизнь проработал… Позвольте предложить вам на меня опереться. — И он подсунул мне руку, согнутую калачиком.

Опираться на его слабую старческую руку было приятно — он был такой… надежный. И действительно, провел меня через какую-то незаметную боковую дверь, коридорами, пока мы не остановились у буфета.

— Я предлагаю вам зайти в буфет, — торжественно предложил старичок Веневитинов. — Вы должны обязательно, обязательно познакомиться с Сонечкой. Уверяю вас, ваше задание от этого только выиграет!

— Ну, раз вы так считаете… — не стала спорить я.

Сонечка оказалась немолодой и некрасивой теткой килограмм на сто тридцать весом. Белый халат необъятных размеров и белая наколка на голове делали ее похожей на оплывший весенний сугроб.

— Со-о-о-онечка, — с нежностью пропел старичок и приложился к ее пухлой ручке. Похоже эта снежная баба вызывала у него неподдельно теплые чувства.

Сонечка зарделась и засмущалась.

— Сонечка, дорогая, я хочу угостить юную даму твоими неподражаемыми тарталетками, — прерывающимся голосом попросил старик. — Но свежайшими, приготовленными прямо на наших глазах!

— Но я не хочу… — начала было я — обалдуевское «творчество», похоже, заставит меня надолго сесть на диету.

— Вы можете не есть! — вскричал старик. — Но посмотреть на это вы просто обязаны! И не возражайте!

Ни я, ни Сонечка не решились противостоять такому напору. Сонечка вынесла большую тарелку с румяными слоеными лепешечками. Потом поднос, на котором были разложены какие-то чашечки, ложечки, салфеточки, соломинки. И…

Да, старик Веневитинов знал, что мне сейчас нужно. Это было Творчество — с самой большой буквы. Отточенными движениями, не глядя, Сонечка хватала с подноса то одно, то другое, и творила Красоту. На лепешечках вырастали сложные композиции из взбитых сливок, кусочков фруктов, ягод, орешков и еще бог весть чего. Она забыла о нас, и лицо ее стало одухотворенным и светилось просто-таки неземной красотой. Наверное, так самозабвенно и радостно дети лепят куличики в песочнице. И ни одна тарталетка не походила на другую. Мой фотоаппарат щелкал не умолкая. А потом все кончилось — и перед нами оказалась прежняя «снежная баба» Сонечка, держащая в руках тарелку с Произведениями Искусства. Казалось, вся Сонечкина красота, которой она только что светилась, перетекла в ее Творения.

— Вот, — удовлетворенно сказал старичок. — А я что вам говорил???

Как я ни протестовала, старичок Веневитинов вызвался довезти меня до дома на такси. Да я и протестовала так, для приличия — уж очень меня заинтересовал этот старый искусствовед Вениамин Вениаминович Веневитинов. Журналистская привычка, знаете ли.

— А зачем вы оказались на этой жуткой выставке? — спросила я его, когда мы уже уселись в машину и тронулись с места.

— Чтобы спасать, — просто ответил он. — Я сам — не Творец. Но я — хороший Спасатель. Я сам себе выбрал такое занятие. Спасать Заблудшие Души.

— Это что же, я — Заблудшая Душа? — весело удивилась я.