– Видишь ли, вначале даже речи об этом не могло быть. Я ведь не уехал в колледж, как другие ребята. Вокруг не было студенток-сверстниц, которым за удовольствие скоротать ночку у тебя в комнате на кампусе. Я жил тогда дома со своими четырьмя сестрами. Я их практически вырастил.
– Постой… но ведь Бетани старше тебя, годом старше, правда? И ваша мама тогда еще была жива. Неужели у тебя не находилось времени для общения с девушками? Неужели никто из местных студенток не приглашал тебя на ночь к себе в общежитие?
– Такие были, конечно, но я просто не мог себе позволить… Дома было очень сложно. Денег отец почти не оставил. Нет, нам выплатили небольшую страховку, но в нашей ситуации это были смешные деньги. Мама не работала, а я не хотел, чтобы после смерти отца девочки лишились будущего. Бет всегда была среди первых учениц в школе, выигрывала разные стипендии для одаренных детей– она ведь страшно трудолюбивая и умная. Мне в этом плане до нее далеко. В общем, она так себя поставила, что учеба – это ее работа, ну а мы ее поддержали. Было бы несправедливо отказать ей в возможности получить образование, ведь она, как никто из нас, этого достойна.
Николь улыбнулась, видя, что он искренне гордится сестрой.
– Все это хорошо, – продолжал Гаррет, – но, когда мне исполнилось семнадцать, она уже уехала. А я даже школу не окончил, потому что должен был работать. Я устроился на стройку, сразу на полный день, ведь оплата всех счетов, покупки, хозяйство – все это было на мне. В общем, я остался единственным кормильцем.
А наша мать… она долго не протянула. Она всегда была хрупкого здоровья, просто удивительно, как ей удалось родить пятерых детей. И оттого что нас было так много, мы еще при жизни отца научились экономить. Это потом помогло нам выжить.
– Господи, Гаррет, как тебе тяжело пришлось! Он кивнул, прикрывая глаза, и памятью на миг перенесся в тот последний день.
Он сидит на кухне за уроками. Мать моет посуду после завтрака. Отец – как всегда, энергичный, веселый – проносится мимо в прихожую. Следом бегут девчонки – их он всегда целует перед уходом на работу. Отец задерживается у стола, где сидит Гаррет, заглядывает в его учебник и говорит, с наигранным ужасом тараща глаза:
– Ты остаешься за старшего, грамотей. Смотри же, не подведи меня!
Отец не учился в колледже и ничего не смыслил в науках. Он всю жизнь работал на стройке – соль земли, простой человек, любящий свою семью.
– Да, сэр! – смеется Гаррет и машет рукой.
– Ну, до вечера.
Все как обычно. Так повторяется изо дня в день. Он кивает жене, целует дочек и уходит.
А полчаса спустя его уже нет. Несчастный случай. И у Гаррета не остается выбора. Отныне он будет хранить верность слову, данному отцу в то последнее утро. И он делает все, чтобы не подвести его.
Гаррет кашлянул, обернулся и продолжал:
– Первое время мать держалась. Она по-прежнему готовила нам, вела хозяйство, так что не было явного повода для беспокойства. Родные навещали нас – и ничего не замечали, не задавали вопросов. Мы, дети, инстинктивно чувствовали, что с ней что-то не так, но думали, что это от горя и усталости. Она много плакала. Все чаще запиралась у себя в комнате. Я сам стал делать все по дому, у нее уже не было сил. Со всеми проблемами девчонки обращались ко мне. Под конец до меня дошло, что ей нужна помощь и мы сами не справимся… Но было поздно. Ах, если бы я раньше догадался… Но мне было восемнадцать лет, я многого еще не понимал…
Навалилось чувство вины, тяжелое, точно свинец, осело в груди и животе – как всегда при мыслях о матери. Как знать, если бы он и впрямь раньше догадался, ее можно было бы спасти?
– О господи, Гаррет… – шепотом ужаснулась Николь. – Я не знала, что ваша мама… Мэв никогда мне не рассказывала.
– Мэв до сих пор не может об этом говорить, – со вздохом отвечал Гаррет. – Она у нас самая младшая, и ей больше других недоставало матери. Мы все были в шоке, но как-то выжили, справились. Слава богу, друзья помогали. Сестра Джесса иногда приходила посидеть с девчонками, чтобы я мог пойти куда-нибудь, развеяться. В остальное время я пахал как проклятый. Но, конечно, речи не было о том, чтобы я бросал их на ночь одних. Мало ли что может случиться ночью… Я обязан был все предусмотреть.
– Постой, – брови Николь недоуменно поползли вверх, – но как тебе удалось заслужить… такую репутацию? Кого ни спроси, все говорят, что ты отъявленный бабник.
– Ну… я хоть был и ограничен в возможностях, но потребности-то у меня были, – усмехнулся Гаррет. – Что я только не придумывал, стараясь удовлетворить их за те пару часов в неделю, что я мог отлучиться из дому.
– То есть ты хочешь сказать, что в твоем примере либидо и было той нуждой, что поощряет изобретательность.
– Вот именно. Но, – Гаррет поднял руку, – не подумай, что я действительно пускался во все тяжкие, лишь бы удовлетворить его. Нет.
Николь, смеясь, покачала головой:
– Я думаю, что тебе не нужно было проявлять особую изобретательность.
Она вдруг снова стала серьезной и в упор взглянула на него. Ее взгляд выражал ожидание.
– Ну а потом?