Линия жизни. Как я отделился от России

В середине ноября вопрос о мире снова встал на повестку дня. Секретарь шведского Министерства иностранных дел Бухеман информировал на одной из встреч госпожу Коллонтай, что, согласно полученным сведениям, Финляндия желает заключения мира. 20 ноября госпожа Коллонтай попросила Бухемана довести до сведения финского правительства, что оно может направить в Москву делегацию. Правительство приступило к изучению этого предложения, а шведы со своей стороны дали понять, что готовы оказать Финляндии помощь продуктами питания в том случае, если попытки установить контакты с целью заключения мира приведут к прекращению импорта из Германии. В ответе финского правительства на предложение русских отмечалось, что мы готовы вести переговоры о мире, но не можем передавать города и иные жизненно важные для нас территории. Помимо этого, правительство просило разъяснить позицию советского правительства относительно других вопросов, связанных с заключением мира, пояснив одновременно, чтобы они не стали затруднять ход переговоров. Когда ответ передали госпоже Коллонтай, она заметила: желательно было бы сообщить, что отправным пунктом для начала переговоров будет граница 1940 года.

После продолжительных и основательных переговоров правительство послало государственного советника Паасикиви в Стокгольм узнать у госпожи Коллонтай, каковы намерения советского правительства. 23 февраля Паасикиви вернулся. Спустя три дня я принял участие в совещании у президента, на котором обсуждали предпосылки заключения мира, переданные советским послом. Тяжело было соглашаться с требованием, что исходной точкой переговоров должна стать граница 1940 года, но на этот раз не территориальные требования были серьезными препятствиями, стоящими на пути к заключению договора. Труднейшим, по моему мнению, даже почти невыполнимым было требование интернирования немецких войск, находящихся на севере страны. Если принять во внимание силовые резервы немецких войск в Северной Финляндии и в Прибалтийских странах, а также то обстоятельство, что наших войск должно быть в достатке и на сосредоточение против немцев, и для борьбы на Восточном фронте, то эта задача была нам не по силам.

В тот же вечер ко мне в штабной поезд должны были прибыть государственный советник Паасикиви и министр Рамзай. День еще не успел завершиться, как Хельсинки стал объектом воздушного нападения, в связи с чем мои гости не смогли приехать на ужин. Поэтому я только на следующий день смог выслушать детальный рассказ Паасикиви о переговорах в Стокгольме. Воздушный налет на столицу был самым жестоким из всех, какие были до сих пор. Это была третья крупная бомбардировка в феврале месяце. Активной воздушной деятельностью русские, видимо, стремились подавить нашу волю к сопротивлению и придать требованиям советского правительства большую убедительность.

После того как в последующие дни правительство посоветовалось с парламентом, который единодушно поддержал точку зрения правительства, через Стокгольм был отправлен отрицательный ответ. Однако министр иностранных дел Швеции Гюнтер заметил, что текст ответа следовало бы пересмотреть. В это же время наш премьер-министр Линкомиес сообщил мне, что шведский король обратился к правительству Финляндии, а через него и ко мне лично с посланием, в котором он выразил пожелание, чтобы мы начали переговоры с русскими. Именно это обращение и имело в виду правительство, когда 15 марта сообщило о послании, полученном от «авторитетного шведского источника».

Прежде чем была выработана окончательная точка зрения относительно требований русских, из Стокгольма сообщили, что эти требования следует рассматривать как минимальные и что правительство Финляндии обязано определить свое отношение к ним до 18 марта. Сославшись на ноту от 13 марта, временный поверенный в делах США Мак-Клинток снова напомнил о рекомендациях его правительства. В тот же день на пресс-конференции государственный секретарь Корделл Халл счел нужным высказать пожелание Соединенных Штатов, чтобы Финляндия вышла из войны. Наконец, сам президент Рузвельт 16 марта выразил такое же пожелание. На следующий день правительство Финляндии обратилось через Стокгольм к советскому правительству и запросило более детальные сведения о минимальных условиях. 20 марта Москва прислала соответствующее приглашение, и 25 марта государственный советник Паасикиви и министр иностранных дел Энкелль, уполномоченные правительством, выехали в российскую столицу.

Вернувшись из Москвы 1 апреля, уполномоченные подтвердили, что условием заключения мира является принятие в переговорах за основу границ Московского договора. Войска немцев, находящихся в Финляндии, должны быть интернированы или изгнаны из страны в течение уже начавшегося апреля – требование, которое было невыполнимо уже по техническим причинам. Но наиболее страшным на этот раз было, однако, требование русских в счет репараций выплатить 600 миллионов американских долларов, поставив на эту сумму товары в течение пяти лет.