Линия жизни. Как я отделился от России

Правительство срочно запросило экспертов по финансовым и народно-хозяйственным проблемам, даже шведских, дать свои заключения, и в них все единодушно утверждали, что требование репараций для Финляндии совершенно невыполнимо. После нескольких дней, полных беспокойства и колебаний, правительство вынуждено было констатировать, что условия выполнить невозможно. Парламент полностью поддержал эту точку зрения, и 18 апреля на требования русских был дан отрицательный ответ. Вскоре после этого заместитель министра иностранных дел Вышинский по радио заявил, что Финляндия отвергла предложение советского правительства о заключении мира и что ответственность за последствия будет возложена на финское правительство.

* * *

В апреле генерал Эрфурт передал приглашение генерал-фельдмаршала Кейтеля, адресованное начальнику Генштаба, в котором последнего просили прибыть в германскую Ставку, находившуюся теперь в Берхтесгадене, для обмена мыслями и информацией. Поскольку узнать намерения германского военного руководства было важно, я дал согласие на эту поездку. Возвратившись домой, 1 мая генерал Хейнрихс сообщил, что в Ставке ощущается значительная нервозность.

Когда он прибыл, Кейтель и Йодль были в Берлине, откуда они вернулись на следующий день. Только около 15.00 генерал-фельдмаршал был готов приветствовать генерала Хейнрихса на обеде, после которого он в присутствии группы своих офицеров выразил недовольство политикой Финляндии и особенно тем, что в Москву были посланы полномочные лица. Нашу прессу он также подверг суровой критике за якобы сомнительную позицию. Тон выступления Кейтеля был таким, что генерал Хейнрихс встал и предложил продолжить беседу с глазу на глаз.

– Надеюсь, вы не будете возражать против присутствия Йодля? – сказал Кейтель. – Мы считаем, что он должен представить маршалу обзор сложившейся ситуации, если вас лично это не интересует.

Все трое после этого отправились в вагон, где были расставлены столы с огромными картами, и там Йодль по-деловому и ясно доложил военную обстановку. Однако генерал Хейнрихс обратил внимание на то, что как Кейтель, так и Йодль сделали все возможное, разъясняя, что ожидаемая высадка союзнических войск предоставила бы немцам благоприятный случай для решающего сражения с западными державами. Когда Хейнрихс высказал свою озабоченность по поводу прорыва ленинградской блокады и постепенного отступления немцев все дальше на запад, Кейтель и Йодль попытались всячески оправдать эти неудачи. Никакого дельного обоснования, которое могло бы изменить наше мнение о сложившейся обстановке, генерал Хейнрихс в их заявлениях не усмотрел. Заключительным аккордом высказываний было то, что только победа Германии может спасти Финляндию от власти большевиков. И начальник Генштаба, и я понимали, что мотивом приглашения в Берхтесгаден было прежде всего желание военного руководства Германии выразить недовольство политикой нашей страны, направленной на заключение мира.

В Финляндии настроение было подавленным. Стремления заключить мир не принесли успеха, и отношения с Германией ухудшались на глазах. В начале июня немцы прекратили поставки зерна в Финляндию, в связи с чем ситуация с питанием в ожидании нового урожая стала еще более острой. Чем больше ослаблялась мощь Германии, тем яснее в Финляндии понимали, что страна остается в одиночестве и единственной опорой являются для нее свои собственные резервы.

Наступление русских. Письмо Гитлеру. Договор с Советским Союзом. Окончание карьеры

Начиная с ранней весны 1944 года возросла разведывательная деятельность русских, усилились артиллерийские обстрелы наших позиций на Карельском перешейке. В мае разведдонесения сообщали об изменениях в составе войск противника, о появлении новых пехотных дивизий, а также артиллерийских и бронетанковых частей. Установлено было и появление нового, до сих пор неизвестного для нас штаба корпуса. Эти данные, однако, не полностью совпадали со сведениями, полученными от немцев, в которых утверждалось, что часть этих войск находится в Прибалтике.

На рассвете 4 июня 1944 года на пятнадцатикилометровом прибрежном участке разразилась настоящая буря. После воздушных бомбардировок, длившихся целый час, в которых участвовали сотни самолетов, началась такая сильная артиллерийская подготовка, какой мы не видели ни в одной из наших войн. Насколько она была мощна, можно представить, если учесть, что гром был слышен в Ставке и даже в Хельсинки, или на расстоянии 220–270 километров. Несмотря на то, что оборонительные позиции по большей части были разрушены, атаки все же отбили на всей линии. В тот же вечер, возобновив наступательные действия, противник при поддержке танков захватил несколько выдвинутых вперед опорных пунктов и удержал их. Ночь помешала добиться окончательного решения.