Линкор «Альбион»

«Значит, и в одежде курьера тоже не было денег? — она сразу поняла, что курьер был не один, просто источник, дававший информацию, знал только об одном курьере. Это было очень плохо. Леди Рэндольф даже поморщилась, как от боли. — Кажется, мне придётся выслушать от Холодной мумии ещё кучу упрёков и оскорблений». И настроение у неё стало ещё хуже от того, что Эбердин Тейлор не соизволил встать при её появлении, так и сидел, мерзавец, развалившись в своём кресле. Одного взгляда на его жёлтую физиономию и чуть прикрытые глаза ей было в принципе достаточно. Но ещё красноречивее говорила о его состоянии лиловая аура негодяя: мерзавец пребывал в состоянии полурасслабленного блаженства, и источник этого блаженства леди Рэндольф знала. Всё было плохо, а этот поганый простолюдин наслаждался опиатами. Это было невыносимо. Она быстро подошла к нему и со всего размаху врезала Тейлору по физиономии своим веером. А веер у леди Дженнет был знатный. Только с виду он был лёгким и элегантным аксессуаром. Он и должен был таким выглядеть. На самом деле это изделие заканчивалось тонкими, бритвенно-острыми пластинами, и стоило его развернуть, как изящный предмет дамского туалета превращался в острый серп. Эбердину Тейлору повезло, что она ударила его по физиономии сложенным веером и плашмя, впрочем, ему и того хватило.

— О, — он тут же вскочил и схватился за щёку. Кажется, этот человек был возмущён её поступком. Его благостная аура подрастворилась. — Миледи!

— Я просила вас не употреблять на службе морфий, — едва ли не сквозь зубы произнесла леди Рэндольф.

Теперь его аура была наполнена обидой и возмущением. О этот червь посмел возмущаться. Да. И отвечал он ей весьма нагло:

— У меня разболелась голова! День был непростой. Неужели я не мог принять лекарство?!

Она ничего не ответила ему, и, наверное, поэтому он продолжил всё с тем же вызовом:

— Я буду вынужден доложить об этом инциденте её светлости.

Теперь его аура просто пылала негодованием. Он и вправду собирался сделать это. Ах, как леди Рэндольф желала ещё раз врезать ему по физиономии веером, со всего размаху, но всё-таки ей удалось найти в себе силы и воздержаться от этого. Она оглядела Тейлора и, увидав в его руке несколько бумаг — каких-то, судя по цифрам и штампам, финансовых документов, — спросила у него почти сквозь зубы:

— Что это?

— Это накладные на получение груза с парохода «Вестерн Стар», — отвечал ей Эбердин Тейлор; стоило его отвлечь немного, и его аура снова начала успокаиваться, кажется, он быстро забывал о нанесённой ему обиде. Спасибо морфию. — Этот…, — он кивнул в сторону висящего на цепях господина, — курьер должен был получить шесть ящиков сигар «Хойо де Монтерей».

— Это дорогие сигары, — сразу прикинула леди Дженнет и, взяв бумаги у Тейлора, стала их просматривать. И начала потихоньку успокаиваться. — А, ну вот, и деньги нашлись — две тысячи семьсот сорок талеров вольного ганзейского города Гамбурга.

Она оторвала взгляд от бумаг и поглядела на крупного обнажённого человека, что висел на цепях в нескольких шагах от неё. Он должен был получить товар у капитана «Вестерн стар» и сбыть его, никто бы и не подумал, для чего предназначаются эти деньги. Обычный коммерсант, обычная сделка. Леди Рэндольф всё сразу поняла и решила обратиться к курьеру. Но нужно было соблюдать правила дознания, а одно из них гласило: даже если что-то тебе уже известно, всё равно спроси об этом, хотя бы для того, чтобы знать, насколько человек готов запираться, — ну и выяснить, насколько он глуп вообще:

— Кто вы? С какой целью прибыли в Гамбург?

— Мне очень неловко, — начал было всхлипывать человек, — я тут в таком виде…

— Отвечайте на мой вопрос, — строго, но хладнокровно произнесла леди Дженнет, садясь в кресло, в котором только что сидел Тейлор. — Назовите своё имя!

Висеть на цепях, когда железо безжалостно врезается тебе в тело, — дело не очень приятное. Особенную боль после всякого его движения доставляла мужчине цепь, что была продета ему под мышки и впивалась в грудь. Так как висел он уже, видно, давно, на груди и под мышками образовались насыщенные бордовые и лиловые пятна. Он поморщился от боли, оскалился и стал шевелиться и извиваться, пытаясь повиснуть на цепях поудобнее, а потом, тяжело дыша и останавливаясь чуть ли не после каждого слова, произнёс:

— Дорогая фрау… Это какая-то ошибка… Я Рудольф… Поланек… Я коммерсант из Праги… У меня магазин и две лавки в Праге… И ещё один магазин в Карловых Варах…. Меня опять с кем-то путают… Меня с кем-то путают с самого утра…

— Он всё время про это гнусавит, — радостно сообщил Саймс, подходя к висящему на цепях и разглядывая его снизу вверх. — Держит легенду, упрямый ублюдок, думает нас одурачить, — оборачивается и кричит: — А ну-ка, Джонни, тащи сюда жаровню и электрические провода. Сейчас он нам споёт.