Линкор «Шарнхорст»

В Британском адмиралтействе возрастали тревожные настроения. Нужно было усиливать тихоокеанский флот, но пока «Тирпиц» оставался на плаву, в Северной Атлантике приходилось держать наготове несколько тяжелых кораблей и авианосцев. Благодаря дешифровкам «Ультра» удавалось регулярно перехватывать радиообмен между базой в Каа-фьорде и штабом флота в Киле, и все-таки некоторые аспекты обстановки были не совсем ясны. В связи с этим большое значение приобретали прямые наблюдения агентуры в тылу врага, особенно начиная с середины января, когда англичане начали готовить очередную атаку на «Тирпица».

Уже в понедельник 3 января 1944 года Рааби и Карл Расмуссен отправили в Лондон радиограмму, отвечая на запрос о степени ущерба, нанесенного «Тирпицу»:

«Определенными сведениями о повреждениях не располагаем, однако попросим „Лиру“ все выяснить. После атаки „Тирпиц“ получил крен на левый борт. На борт был доставлен цемент. На следующий день корабль стоял ровно. Судя по всему, заклинило орудия и башни. За исключением этого, ничего другого выше ватерлинии не видно. Ремонтное судно по-прежнему стоит рядом, работы ведутся непрерывно. Над трубами виден дым. Сварочные работы идут в носовой башне. С другого борта стоит небольшой танкер. Все машины, проезжающие мимо этого места, дважды останавливаются и проверяются».

В эти дни Альта представляла собой поселок, состоявший из произвольно разбросанных домишек, и все тут было известно всем; здесь также стояли немецкие части. Поэтому все время было ощущение опасности, сопряженной с раскрытием агентуры. Для успеха операции были нужны люди с сильными нервами и холодной головой. В отчете, который Рааби писал после возвращения в Лондон, в июле 1944 года, было сказано:

«Однажды мы с Калле выехали, чтобы выдать зарплату рабочим, но нас остановили недалеко от стоянки „Тирпица“. Так случилось, что Калле забыл взять пропуск. Нас заставили выйти из машины, наставили автоматы нам в животы, и мы подумали, что настал наш последний час. Наш водитель, умеренный сторонник Квислинга, свободно говоря по-немецки, заверял охрану, что мы — не шпионы. Калле объяснил, что мы работаем в дорожном управлении, везем зарплату, которую рабочие должны получить до конца дня. Калле предложил такой вариант: пусть водитель и я поедем, а он останется в качестве заложника. К нам подошел один из офицеров „Тирпица“, и предложение было принято. Таким образом, Калле полчаса простоял рядом с „Тирпицем“, что, вообще говоря, запрещалось».

Порса тоже, по существу, была небольшим поселком, и там еще труднее было утаить что-либо, поэтому Трюгве Дуклат и Рольф Сторвик рисковали не меньше. Они не только работали на передатчике «Лира», но и слушали английское радио, а потом пересказывали военные сводки местным жителям. Довольно часто у них возникали конфликты с Рольфом Арнтом Нюгаардом; он был мэром Квалсунна, расположенного неподалеку, и поддерживал нацистов; кроме того, вместе с Дуклатом работал на местной электростанции и даже жил с ним в одном доме — в том самом, в подвале которого был спрятан передатчик. Ни Сторвик, ни Дуклат не знали, что еще в 1942 году Нюгаард был завербован абвером. За 500 крон, бутылку шнапса и 150 граммов табака, выдаваемых ежемесячно, Нюгаард согласился доносить обо всем подозрительном своим «работодателям». Схема была хитроумная. Нюгаард передавал свои доносы другому местному агенту абвера, который находился в Фагфьорде и имел в своем распоряжении радиопередатчик. Это был 31-летний норвежец из Хоннингсваага Нильс Баккен, имевший кличку «Бьярн». Доносы Нюгаарда Баккен передавал в эфир с помощью азбуки Морзе, а принимала радиосигнал станция «Теа» в штабе абвера Северной Норвегии, расположенного в Тромсё.