Линни: Во имя любви

— Это зависит от условий, — ответила я с дерзостью, о которой раньше не подозревала. Мне это понравилось. — Сколько ты хочешь?

— Половину всего, что ты заработаешь за ночь. Правила такие: я не люблю, когда мои девушки пьют на работе. И если ты попытаешься меня обмануть, я найду способ это выяснить, прежде чем ты успеешь надеть свою шляпку. И позабочусь о том, чтобы к тебе здесь больше не подошел ни один клиент. Понятно?

Я кивнула.

— Надеюсь, ты чистая? Я не беру на работу девушек с триппером или сифилисом. Мне нужно заботиться о своей репутации. Каждый, кто пользуется услугами девочек Блу, знает, что здесь предлагают только чистый товар. Работая в Лондоне, я тоже в первую очередь заботилась об этом. Все мои девушки были чистыми.

— Я чистая, — ответила я, а затем нарочно позволила шали соскользнуть с плеч. На лице Блу отразилось отвращение.

— Черт возьми! Он совсем свежий. И ты собираешься работать в таком состоянии?

— Мне наплевать.

Она сняла с шеи грязный желтый шарфик.

— Прикрывайся этим, хотя бы сначала, — сказала Блу. — Ты же не хочешь, чтобы клиенты бросались наутек, едва тебя завидев.

Я взяла шарф и прикрыла им шрам.

— Как тебя зовут?

— Линнет, — ответила я. — Линнет Гау.

Я выпрямилась, чтобы казаться выше.

— Но обычно все называют меня Линни.

Женщина покачала головой.

— Хочешь поменять свое имя? Кто-то из твоего прошлого наверняка тебя ищет, — кивнула она на мой шрам. — Кто-то, кого бы ты не хотела видеть, да?

— Я останусь Линни, — сказала я. — Линни Гау. И если кто-то действительно будет меня искать, — перед моими глазами мелькнула небритая физиономия Рэма Манта, — я сама о себе позабочусь.

— Отлично. Я предоставляю своим девушкам комнаты, и ты можешь работать на меня, сколько хочешь, если, конечно, не вздумаешь обвести меня вокруг пальца. Если возникнут проблемы с клиентом или с кем-то из девушек — обращайся ко мне. Я честна с теми, кто не нарушает правила.

Когда я кивнула, женщина улыбнулась, продемонстрировав дыру на месте недостающего зуба. Остальные зубы Блу оказались длинными и крепкими.

— Кажется, в тебе есть задор, — сказала она. — Мужчинам, которые выходят на улицы, чтобы поразвлечься, нравятся девушки с огоньком. Если им по вкусу робость и стыдливость, пусть остаются дома, со своими женами.

Блу рассмеялась над собственной шуткой. Я тоже открыла рот и издала звук, отдаленно напоминающий смех.

Мои волосы отросли, а еще я наконец могла поднимать подбородок и расправлять плечи, не опасаясь боли и тянущего ощущения в груди. За возможность спать в тесной комнате с остальными девушками и пользоваться другой комнатой, разделенной на три части, с тонкими матрасами в каждой, которая предназначалась для обслуживания клиентов, я по договоренности отдавала Блу половину моего ежедневного заработка.

— Так откуда ты? — спросила Ягненок однажды вечером, когда мы сидели за липким от жира столом в «Козлиной голове».

— С Бэк-Фиби-Анн-стрит, что за Воксхолл-роуд, — ответила я.

— Воксхолл-роуд? Где в таком случае ты научилась правильно произносить слова? Те, кто живет на Воксхолл-роуд, говорят совсем не так. Я сама со Скотти-роуд и так и не научилась говорить красиво.

Я искренне улыбнулась.

— Благородная кровь, — сказала я. — Это все благородная кровь, дорогие мои.

Я подняла стакан с сахарной водой, и мы с Ягненком и Милашкой выпили за благородную кровь и за свободу, которую обретаешь, когда тебя перестает волновать то, что о тебе думают другие. Час нашей работы приносил нам больше денег, чем мы могли бы заработать за день в переплетной мастерской или на стекольном, свечном и сахарном заводах.

— У тебя, я вижу, нет недостатка в клиентах. И как это ей удается? — Ягненок взглянула на Милашку. — Как ей удается привлечь столько клиентов? Да еще с этим.

Я проследила за ее пальцем. Моя правая грудь с гладкой и чистой кожей плавно вздымалась над линией декольте. Но с левой стороны через всю грудь тянулся широкий морщинистый алый рубец. Я часто потирала его, когда меня никто не видел. Шрам все еще временами болел, словно от лезвия, глубоко вошедшего в нежную плоть, внутри остались невидимые отравленные шипы, которые кололись и жалили, даже после того как хирург вырезал поврежденные ткани и неуклюже сшил неровные края раны. Сосок остался неповрежденным, но из-за вырезанных мышц и жира на левой груди сбоку образовалась впадина.

Милашка пожала плечами.

— Не знаю, но я была бы не против, если бы она направляла кое-кого из своих клиентов ко мне. Иногда за ночь не попадается ничего, кроме пары крошечных, сочащихся мочой членов.

— Думаю, это потому, что она ведет себя с ними как благородная леди, которая только на минутку забежала сюда, чтобы потрахаться. Ведь я права?

Они громко заржали, и я презрительно подняла бровь. Я знала, что это моя кровь отличает меня от всех остальных. И еще я знала, что я здесь ненадолго. Мне была уготована более завидная участь. Люди еще запомнят имя Линни Гау!

Глава седьмая