Линни: Во имя любви

Он оглядел меня с головы до ног, обратив особое внимание на шрам. Взгляд шотландца задержался на нем. Казалось, он ласкал глазами уродливый рубец.

— Тогда, может, ты проедешься со мной немного? Выпей глоток, это тебя согреет. — Мужчина показал мне серебряную фляжку. Увидев, что я стою на прежнем месте, он сам приложился к ней, затем завернул пробку.

— Я хорошо заплачу, — сказал он. — Я дам тебе соверен.

— Соверен? — повторила я. Это было в три раза больше, чем я надеялась отложить в следующем месяце. — Я правильно вас поняла? Вы действительно сказали «соверен»?

— Действительно, — ответил шотландец, улыбаясь.

У него были очень желтые зубы. Кони били тяжелыми копытами и размахивали хвостами, словно взбивали туман. Один из них раздраженно мотнул головой, натягивая поводья: ему не нравилось стоять на месте.

— Извините, сэр, но, прежде чем я сяду к вам, я должна увидеть деньги. — Я ожидала, что он тут же уедет: джентльмены в красивых экипажах не любят доказывать свою состоятельность кому бы то ни было, а особенно уличной девке с Парадайз-стрит.

Но выражение лица незнакомца не изменилось. В следующий момент он показал мне золотую монету, блеснувшую в свете фонаря.

— Вот, — сказал он.

Мне не нравилась его улыбка. Но целый фунт! После сегодняшней ночи я смогла бы вообще не работать и поискать корабль, который отплывает в Америку раньше остальных. И это значило бы, что нам с крошкой Фрэнсис не придется ни о чем беспокоиться, пока я не найду приличную работу. К черту Малышку Еву и ее предостережения!

«Это очень удачная сделка, — сказала я себе, — и я не могу ее упустить».

— Хорошо, сэр, — ответила я, подойдя к экипажу. Мужчина открыл мне дверцу, я забралась внутрь и села напротив него, прикрыв колени юбкой и скрестив ноги в тяжелых ботинках.

— Боюсь, зима уже не за горами, — произнесла я самым светским тоном.

Мужчина вынул фляжку, засунул монету в карман вельветового пиджака и похлопал по нему рукой.

— Это немного подождет, — сказал он. — А как тебя зовут?

Он прикрыл свои колени шотландским клетчатым пледом.

— Линни, — ответила я. — И я не пью спиртного, сэр.

Мужчина рассмеялся, вздрагивая всем телом.

— Ну, значит, мне попалась редкая птичка, не находишь?

Он снова присосался к фляге и пил до тех пор, пока не осушил ее до дна. Затем он встряхнул флягу и бросил ее на пол.

Фляга упала мне на ноги, и я взглянула на нее. Она была серебряная, с инициалами, но в экипаже было слишком темно, чтобы их разобрать.

Мы ехали довольно долго. Я не видела, куда мы направляемся, так как шторки были задернуты, но подозревала, что кучер просто кружит по улицам и, когда этот тип со мной закончит, меня высадят там, где подобрали. Даже в полумраке внутри экипажа было видно, как блестят глаза шотландца. Он не сводил с меня взгляда. Сначала я попыталась завязать беседу, но ему было неинтересно со мной разговаривать. Наконец он сказал, чтобы я села рядом с ним. Я выполнила его требование, и он сразу же начал гладить мой шрам указательным пальцем, затем наклонил голову и принялся лизать и покусывать стянутую кожу на рубце. Я стиснула зубы: мне приходилось заниматься всякого рода непристойностями, но почему-то его действия вызывали особое отвращение, возможно потому, что никто никогда раньше не прикасался ко мне в этом месте. Я считала шрам единственной частью своего тела, которая оставалась чистой, которая никогда не использовалась для удовлетворения мужчин.

Когда я поняла, что больше этого не вынесу, то попыталась отстраниться от него. К счастью, мужчина поднял голову, но сразу же сбросил с колен плед и одной рукой заставил меня опуститься на колени перед ним, одновременно расстегивая другой пуговицы на брюках.

Все еще исполненная гадливости из-за того, что грудь у меня мокрая и скользкая от его слюны, я испытала новый приступ отвращения, почувствовав мерзкий запах, когда его «хозяйство» в полной боевой готовности выскочило из штанов. Мужчина схватил меня за голову обеими руками и наклонил лицом к своему паху.

Я боролась, пытаясь вырваться, чтобы спросить, не желает ли он удовлетворить себя каким-нибудь другим способом, я могла многое ему предложить, но, прежде чем я успела заговорить, он закатил мне такую пощечину, что в ушах у меня зазвенело.

Я знала, что должна делать все, как он желает, и без промедления, если не хочу, чтобы меня избили, но за первым ударом незамедлительно последовал второй, еще более сильный. Шотландец попытался встать в раскачивающемся экипаже, и его шерстяные брюки сползли до щиколоток. Он возвышался надо мной, снова занося руку для удара, в то время как я пыталась прийти в себя после предыдущего.

Сейчас шотландец вел свою собственную игру, которая была прекрасно известна всем работающим на улице девушкам: он не мог получить удовлетворение, не причинив предварительно боли и унижения.

— Сэр, пожалуйста! — взмолилась я. — Дайте мне шанс…