Лёд

— Во-первых, капитан Захаров. Мы не станем пока уточнять, что заставило нас подозревать его в убийстве. Во-вторых, штурман Сахаров. В-третьих, фотограф — его фамилии мы, к сожалению, не знаем. Что Вам известно об этих людях? — и Мишка вдруг повернулся к Ипполиту и склонил голову на бок, словно обращаясь к нему.

Тот сложил на груди руки и тихо хмыкнул.

— Я бы поставил на штурмана, — хлопнул он ладонью по колену. — Они с самого начала конфликтовали — Сережа предпочитал подчиняться только капитану и не признавал промежуточных звеньев, а Сахаров считал себя вправе самостоятельно отдавать приказы — он же офицер!

— Уж не думаете ли Вы, что такой повсеместно распространенный конфликт мог привести к убийству? — Мишка презрительно закатил глаза и щелкнул языком.

Ипполит пожал плечами и повернулся к Кате, ожидая ее реакции. Все это время она мучительно терла себе лоб, словно стараясь что-то вспомнить. Наконец, вздохнула, поднялась и вышла из гостиной. Через несколько минут она, впрочем, вернулась, держа в руках небольшую лакированную шкатулку. На этот раз на ее ресницах действительно блестели слезы, и несколько капель упали на резную крышку. Она аккуратно протерла ее рукавом черного платья и открыла.

— Вот, господа. Сережа успел написать мне несколько писем. Вероятно, они смогут вам чем-то помочь. Конечно, мне бы не хотелось…впрочем…

— Катя! Но ведь это очень личное! — вскричал изумленный Ипполит. — Как можно!

— Если это поможет найти и наказать его убийцу, пусть.

Она протянула нам шкатулку, и вдруг ее хрупкие плечики затряслись, а по щекам вновь покатились слезы.

— Вы уверены, что нам можно это читать? — осторожно осведомился я, не смея заглянуть в содержимое шкатулки. — Вы могли бы рассказать нам что-то по памяти или зачитать значимые места.

Она помотала головой:

— Я могу что-то упустить, посчитать что-то неважным, а вы… Вы ведь найдете его убийцу? — ее голубые глаза смотрели на меня с такой надеждой, таким доверием, что я просто не мог ей отказать и достал из шкатулки небольшую связку писем.

— Мы обязательно вернем их и как можно скорее. Если позволите, мы прямо сейчас оставим Вас и вернемся в контору, чтобы немедленно их прочесть.

— Постойте, господа! Я же должна вам аванс…

Мишка радостно закивал, потирая ладони, помышляя, вероятно о новом кутеже.

— Ну что Вы, Катерина Матвеевна, — смутился отчего-то я, — мы ведь пока толком ничего и не сделали. Оставьте покамест Ваши деньги при себе, рассчитаемся, когда убийца будет найден…

Катя радостно и благодарно улыбнулась мне, ее голубые глаза смотрели с такой преданностью и доверием, что я просто не мог принять от нее деньги, хотя и понимал, что мне нечем платить Мишке. Тот, услышав мои речи, возмущенно запыхтел и принялся толкать меня в бок. Я, однако же, убрав письма во внутренний карман сюртука, коснулся губами протянутой мне холодной ладони и потащил за собой Мишку на выход.

— Николай Алексеич! — закричал он, когда мы оказались на улице. — Это неслыханно! Да что с Вами такое?! Вы всегда берете аванс еще до начала любого следствия, а тут!.. Постойте-ка, — вдруг одернул он меня за рукав, — а Вы ведь, кажется…

— В контору. Без разговоров, — коротко бросил я, останавливая экипаж.

— Так и есть, — вздохнул он. — Вы по уши влюблены… Свалилось же это на мою голову именно сейчас, когда мне так нужны деньги, — застонал он и поплелся вслед за мной к остановившейся к двуколке.

5

30 августа 1912 г.

Милая Катенька!

Вот уже целых три дня мы в пути, и я успел истосковаться по тебе, по нашей теплой и уютной гостиной и даже по твоей нелепой и лохматой кухарке, что так вкусно жарит блины со сметаной. С провизией тут беда: Георгий Яковлич так спешил, что мы отбыли практически ни с чем, рассчитывая по пути разжиться продовольствием. Но и деньгами, как я понимаю, экспедиция тоже не располагает — судя по постоянной ругани, доносящейся с капитанского мостика, дела у нас совсем плохи. Но, Бог нам помощник и покровитель, будем держаться, на все святая воля его. Тем паче нас благословил сам государь император, а, значит, мы просто обязаны встречать все трудности с высоко поднятой головой и не посрамить надежд его величества.