Лёд и алмаз

Одно плохо: примерно за полкилометра до береговой линии нам волей-неволей придётся приступить к торможению. Образованный сошедшей лавиной съезд на реку был довольно крут. Выскочив на него, не снижая скорости, мы сначала подпрыгнем, как на трамплине, а затем, грохнувшись на склон, попросту перевернёмся. Что грозило и нам, и не приспособленной для таких трюков «Ларге» неминуемой гибелью. А вот Гордиям с их феноменальной живучестью и способностью к моментальной трансформации тормоз не требовался. И как бы далеко мы от них ни оторвались, они в любом случае настигнут нас на финишном этапе этого головокружительного спуска.

Бортовой ИИ катера быстро произвёл расчёты скоростей всех участников гонки и выдал капитану оптимальную программу движения. Четко придерживаясь её, мы имели наибольший шанс достичь реки с наименьшими потерями. После торможения, за миг до столкновения с нами кувыркающихся монстров, «Ларге» требовалось лишь вильнуть в сторону, чтобы оба противника проскочили мимо. При таком разгоне они наверняка зароются в рыхлый слой снега, и, пока будут выбираться из него, мы вновь их обгоним. Ну а на льду им за нами уже не угнаться, превратись они хоть в колеса, хоть в шары, хоть в бобслейные сани.

Компьютер «Ларги» расписал все дальнейшие действия капитана вплоть до секунды, но не учёл одного. Того, что все эти алгоритмы могут рассыпаться в пух и прах с появлением в нашем уравнении новой вводной. Будь она несущественной, бортовой ИИ внёс бы оперативную поправку и устранил погрешность. Но, к несчастью, вводная, которую Зона беспардонно внесла в наши тактические расчёты, оказалась слишком весомой, отчего это заковыристое уравнение вмиг утратило для нас решение…

Мчась по дну широкого и пологого снежного жёлоба, мы видели лишь ту часть промзоны, что примыкала к его краям. Всё, что отстояло от них хотя бы на сотню шагов — верхушки руин, бетонных опор и искорёженных металлоконструкций, — терялось за грядами бесчисленных сугробов и наносов. В общем, смотреть там было практически не на что. Но когда с правой стороны проезда, в полукилометре впереди, снег вдруг вспучился растущим прямо на глазах курганом, а со склона впадины наперерез катеру сошла лавина, не обратить на это внимание было нельзя.

При виде очередного встречного катаклизма капитан вновь не утратил самообладания и сразу направил «Ларгу» к противоположному краю жёлоба. Туда, докуда лавины уже вряд ли достанут, вымахай быстрорастущий курган хоть втрое выше. Однако он прекратил свой рост ещё до того, как проглядевший его рождение Грободел оторвался от мониторов и задрал голову вверх. Впрочем, самое интересное полковник так и так не пропустил, ибо главные наши сегодняшние неприятности ещё только начинались.

Что за сила воздвигла в мгновение ока этот снежный утес, выяснилось, когда его вершина разверзлась и оттуда вынырнуло… ещё одно стальное колесо! Правда, его размеры в сравнении с «околесившимися» Гордиями были и близко не сравнимы: метров тридцать пять, а то и все сорок в диаметре! И походило оно не на тракторную покрышку, а на зубчатый диск циркулярной пилы, созданной, не иначе, для разделки стволов тысячелетних секвой. Исполинское колесо вращалось по часовой стрелке, но не скатывалось с утеса, а лишь вгрызалось в него зубцами, норовя вот-вот срыть его подчистую. А удерживалось оно на не менее циклопической вилке так, как крепятся колеса мотоциклов и велосипедов.

Разумеется, что в действительности никакая это не пила, мы убедились, едва из-под завалов появился сам держатель сего впечатляющего орудия. Шагающий роторный экскаватор! Не самый крупный из тех, что можно встретить на просторах Пятизонья, но и не маленький. Прозвище у него тоже было пусть и не оригинальным, но вполне ему под стать: Годзилла. И сейчас эта доселе спавшая под снегом тварь пробуждалась, разминала опорные конечности и, раскручивая усеянный ковшами ротор, разворачивала его аккурат поперёк нашей дороги.

Я думал, что мурашки страха, какие вот уже сутки кряду почти безостановочно бегали у меня по телу, вымотались настолько, что давно спят без задних ног. Ан нет! Стоило лишь мне узреть опускающийся «шлагбаум», перед которым, наверное, осадили бы коней даже всадники Апокалипсиса, как волосы на мне вновь зашевелились. Причём даже в тех местах, где им, вроде бы, шевелиться никак нельзя. Наше недавнее низвержение из поднебесья, и то малость потускнело перед этой новой угрозой. Шагающий раскорякой колосс являл собой целый ходячий, грохочуще-лязгающе-воющий завод. И хоть на фоне ныне мёртвого Жнеца Годзилла выглядел бы мелковато, для меня — букашки рядом с ними обоими — было без разницы, чьи габариты больше: и тот, и другой могли расплющить разом десяток-другой таких, как я, и даже этого не заметить.