Поцелуй был сладким. Непереносимо сладким. Затем она почувствовала, как его ноги осторожно скользнули между ее ног и вслед за тем твердо развели их. Все ее тело содрогнулось от желания, а бедра покорно разошлись Его бедро поглаживало ее бедра, его грудь покрывала ее грудь, а курчавые волосы на груди щекотали ее соски. Она не испытывала ни страха, ни тревоги, ей нестерпимо хотелось того, что приближалось.
Уже догадываясь о ее девственности, Кристофер был очень осторожен. Оберегая ее, он действовал медленно и деликатно, готовый остановиться при малейшем крике боли, сама же Брайони даже не думала об этом. Она поразилась тому чувству завершенности и полноты, которое нахлынуло, когда он вошел в нее. Ее тело приняло его, как давнюю часть ее самой, как нечто, без чего жизнь казалась теперь немыслимой. Был короткий спазм боли, когда он погрузился чуть более глубоко, но она лишь закусила губу, почувствовав, как и он напрягся. Он начал медленно двигаться назад, но она удержала его.
— Нет, нет… — шепнула она. И он понял. С коротким стоном он погрузился в нее, и чувство, охватившее ее в этот миг, уничтожило всякое воспоминание о боли. Брайони издала крик, крик не боли, но наслаждения. Это было так изумительно, так потрясающе, так непередаваемо чудесно, что она готова была умереть, лишь бы хоть немного продлить это блаженство!..
Кристофер неторопливо, осторожно, начав с едва заметного покачивания, стал двигаться внутри нее и, понемногу убыстряя этот ритм, от которого сжималась и цепенела каждая клеточка ее тела, заставлял испытывать все новые, еще неведомые ей ощущения, одновременно и пугающие и пьянящие. От кончиков пальцев на ногах до корней волос ее тело наполнилось какой-то сладостной энергией, а глаза расширились и тут же томно сомкнулись, когда она почувствовала новую приближавшуюся волну экстаза, которая точно лавина хлынула на нее…
Вслед за тем она словно бы растворилась, исчезла в потоке невыразимого наслаждения… Она вышла за пределы своего тела, своего прежнего «я», и в ослепительном акте нового рождения точно вновь возникла из небытия. Это было так изумительно, так непостижимо прекрасно, что она понимала теперь, почему иной раз люди готовы отдать жизнь, лишь бы испытать это…
И Кристофер чувствовал то же самое. Никогда прежде ни с одной женщиной не было такого полного, такого страстного слияния. Он не знал еще по-настоящему, что такое любовь, ибо всегда ощущал ее границы. Но на этот раз не было никаких границ, и Крис не мог сказать, где кончается он и где начинается она, Брайони, столь полным и совершенным было их соединение.
Прошло немало времени, прежде чем Брайони открыла глаза. Крис лежал на ней, но тяжесть его тела была приятной и согревающей, а биение их сердец согласованно-ритмичным. Его полусонное дыхание приятно овевало ей ухо. Она осторожно подняла руки и приложила ладони к его прохладной и гладкой спине.
Она лежала так довольно долго, не желая прерывать этот сладостный покой, не нарушая его ни одним движением или вздохом. И даже когда слезы начали течь из ее глаз, обжигая виски и исчезая в мохнатом ковре, она лежала не шевелясь и плакала молча, беззвучно.
Снаружи раздавался мерный звон церковных колоколов, созывавших верующих на рождественскую службу. Там люди высыпали на улицу; их выкрики, смех и звуки музыки доносились в комнату.
По склону горы тянулась длинная извилистая цепочка огней, лыжники с факелами в руках вереницей спускались с вершины… Запрокинув головы, люди следили за этой магической линией колеблющихся огоньков, и их счастливые лица светились надеждой и радостью.
А Брайони все еще держала Криса в своих объятиях. И по-прежнему плакала.
ГЛАВА 32
Хэдриан вернулся домой в Стоуви и включил в комнате свет. Зажегшийся торшер осветил его мрачное лицо с мешками, набухшими под глазами. Он посмотрел на часы. Уже девять. Знает ли Мэрион, что он вернулся? Он подошел к телефону и набрал ее номер.
Но секундой раньше Ланс у себя тоже набрал этот номер. Хэдриан на другом конце города услышал в трубке лишь короткие гудки — занято. А Мэрион, находившаяся в отеле, уже подняла трубку.
— Алло? — Голос ее звучал устало.
Ланс постарался выпрямиться и проглотил сухой ком в горле.
— Алло, Мэрион? Это я, Ланс. Я звоню из дома. Видишь, как тесен этот мир? — Морган, стоявший рядом, нетерпеливо двинул плечом, показав на часы. — Знаешь, мне нужно видеть тебя, Мэрион. Прямо сейчас. Это очень важно. Давай встретимся в каком-нибудь тихом месте. Хотя бы на этой твоей ферме.
Мэрион вздохнула.
— Я не могу, — сказала она. — Я весь день должна быть у телефона.