Лёд и порох

И попробуй только расстроить меня сейчас.

— Этот вопрос крайне сложно обсуждать в постели. Но буду рад, если Вы окажете честь называть Вас своим другом. Безотносительно того, что произойдет дальше, я всегда буду относиться к Вам совершенно особо.

Давай останемся просто друзьями. Значит и раньше оно было.

— Хорошо. — я села на краешек кровати. — Значит, Вы отправляете меня на все четыре стороны, и при этом обещаете дружбу и привязанность.

— Я бы выбрал иную формулировку, но смысл такой, верно. — он неловко уселся рядом. В сумерках шрамы почти не видны, так что разговор наш мало чем отличается от того, который мог бы произойти год назад.

— А взамен соглашаетесь продолжать лечение.

— Но… — об этом речи не было, да отказываться сейчас не решишься.

— И жить здесь. — добила я.

Он только вздохнул и махнул рукой.

— А я все никак не мог понять, каким образом господин Калачев оказался в Вашей власти.

— Ну нет! — возмутилась я. — Фрол Матвеевич и я никогда…

— Я знаю. — улыбнулся он. — Но уговорить настолько законопослушного человека нападать на спящего доктора и похищать государственного служащего — не самое простое дело.

Да, звучит все как-то не очень.

Я подобрала с пола неглиже, оделась, завязала бант на груди. Пол холодил босые ноги, горячка соблазнения схлынула.

— Извините за беспокойство. — как ему теперь в глаза-то смотреть?

— Не надо, прошу.

Правильно, вот теперь твоя очередь вытирать мне слезы и утешать. И пусть именно эти слезы — крокодиловы, для тебя они всерьез. И поцелуи твои — тоже всерьез. Что же, свободу ты мне дал для отношений с любым мужчиной, а выбор я уже сделала.

* * *

Ближе к обеду нас навестил Их Сиятельство лично. Что-то там у них с Тюхтяевым образовалось срочно-бумажное. Первый раз за все время я видела их общение, и становилось понятным, что все мои игры во взрослого стратега на фоне этих двоих — ясельная группа детского сада. Теперь у них получалось разговаривать, иногда на повышенных тонах.

Графа я выслеживала в салоне, зная, что мимо не пройдет.

— Ксения, ты сотворила чудо. — обнял и закружил меня. — Он почти прежним стал.

Расцеловал и опустил на пол.

— Ожил, говорит, дышит хорошо. Как?

— Долго и мучительно, Николай Владимирович. — вот прямо сейчас пожаловаться или подождать?

— Я не буду пытать, но это же революционное открытие. Сколько людей можно спасти!

— Да. Мне бы доктора пристроить в наш медуниверситет.

— Зачем? Там профессора такого не умеют.

— Зато у доктора диплома нет. А надо, чтобы был. Экзамены же многие можно экстерном сдавать?

— Ну такому-то кудеснику все можно. Приведи мне его, я еще насчет глаза хотел проконсультироваться.

— А что с глазом? — я пристально вгляделась в зрачки родича. Вроде бы все чисто.

— Так, когда вас взорвали, Сутягин не смог спасти зрение, но глаз удалять не стал.

— Вот черт! — Не в то место я тогда доктора колола. — Люся!!!!!

Сестрица выкатилась из коридора на ходу застегивая корсаж. Правильно, Хакас дома, чего стесняться.

— Ваше Сиятельство, Людмила Михайловна любезно согласилась и дальше продолжать лечение нашего общего друга.

Наследник несчетных поколений российской аристократии приоткрыл рот.

— Она?

— Она. Тоже, знаете ли, имеет способности к самообразованию.

Люся наступила на горло собственной песне и продержалась молча с улыбкой до ухода господина Татищева.

— Милая, у меня есть две неоднозначные новости для тебя. — провозгласила я, когда дверь закрылась за все еще очумевшим графом.

— Что еще? Я, так-то обошлась бы и без этого сноба.

— Этот сноб — наше все. И имя, и благосостояние, и некоторые гарантии неприкосновенности. Так вот, я с ним поговорила насчет твоей учебы. Не факт, что сразу, но поступим тебя в университет учиться, получишь нормальный местный диплом и откроешь собственную клинику.

— Семь лет еще? — с нескрываемым омерзением переспросила сестра.

— Нет, давай везде размахивать дипломом две тысячи четырнадцатого. Тут фантастику пока не любят. — я обняла ее за плечи, как когда-то Фрола.

— Ну тогда спасибо, что ли. — буркнула Люся.

Все-таки именно в последние недели она почувствовала себя снова врачом, волшебницей. Я вечно буду признательна Диме, за то, что он разбудил ее от апатии, но слишком рискованно привязывать все существование только к одному человеку. Авторитетно могу заявить. Дело же ее вытянет при любой ситуации.

— А второе что?

Я кратко изложила и дальше выслушивала многоэтажный мат в адрес всех задействованных лиц.

В библиотеку она заходила, хищно глядя на жертву. Бедняга Тюхтяев, он даже не сразу понял, чем это чревато.

— Михаил Борисович, дорогой, у Вас голова болит?

— Бывает.

— А вот здесь? — нажала на несколько точек, от чего мой бывший жених посерел.

— Странно, я не рассмотрела этого на снимке. — пробормотала она и резко выбежала к себе.

По-моему, у Хакаса откладывается романтика.

Я нашла сестру стоящей на подоконнике гостиной с приложенными к окну снимками.