Лёд и порох

— А может Вы бросите меня с завтрашнего дня?

* * *

Утренний завтрак проходил в волшебной обстановке: я была удивительно безмятежна и довольна жизнью — за ночь глаза вернулись к обычному состоянию и лицо более не напоминало подушку, Тюхтяев непроницаемо поглощал омлет, прочая родня переглядывалась, но берегла хрупкий мир.

— Как съездили? — поинтересовалась я у мамы и Хакаса.

— Там, конечно, работы полно, дом заброшен, но природа хорошая. — защебетала мама, радостная от перемены темы.

— А какая там охота! — с восторгом подхватил Дмитрий. — Я столько зайцев ни разу вместе не видел.

* * *

После завтрака Люся бочком-бочком протиснулась в кабинет.

— Ну что у вас? — ой, а глаза-то как горят.

— Все хорошо. Дружить будем. Долго и счастливо. — я досчитала баланс доходов и расходов и поняла, что тысяч двадцать-тридцать на ремонт усадьбы выделить смогу сразу, а остальное по весне. — Посмотри, что следующее резать станем.

— Нет, он что тебе сказал? — Люся не удовлетворилась коммюнике.

— Что дает мне абсолютную свободу самовыражения.

А уж как я ею воспользуюсь, оговорить не успел.

— Раз полную свободу дал во всем, к Феде поедешь? — не унималась сестрица.

— Нет, повременю. В прошлый раз его ревность чуть не вылилась в мою полную сексуальную инвалидность. Что-то пока повторять не хочется. — да и вообще неясно с каким лицом и с какими речами я могу к нему обращаться теперь.

Люська с сожалением отстала. А я действительно не знала, что теперь со всем этим делать. И что говорить Федору, да и зачем? Что я их обоих люблю, но каждого по-своему? Да и толку-то от разговоров: с одним поговорила — бросил, с другим не разговаривала — тот же результат, только без неприятного сотрясения воздуха.

* * *

Ночью я ушла в разнос, конечно. Обнаженной всю акробатику исполнять проще, поэтому подобралась ближе, оперлась ладонями на его колени.

— А вот теперь честно скажите, что хотите, чтобы я ушла.

Все-таки год без секса — плохой советчик в разумных начинаниях. Поэтому я беспрепятственно расстегнула его сюртук, стянула жилет — вот даже в таком состоянии человек следит за приличиями в одежде. Куда мне до него! По пуговке освобождала тело от рубашки. Такое непонятное выражение лица. С нервами получилось не все, так что мимика местами отсутствует, но сейчас этого не скажешь.

— Вы хотите этого… так? — напряженно спросил он.

— Нет, вот так. — впервые за все это время поцеловала его в губы, слегка непослушные, но как прежде страстные. И убедилась, что самообладание мужчины склонны переоценивать.

Я оседлала его колени и почувствовала, как правая рука обнимает мою талию, а левая зарывается в волосы. Обнаженные тела касались друг друга прямо по свежим шрамам, да и я сама дышала шумнее, чем он в нашу первую встречу, губы прижаты друг к другу так плотно, что даже Апокалипсис не разделит нас, с этой секунды мы единое целое… Мы рухнули на кровать, причем я даже не поняла, как оказалась зажатой между стеной и его телом. Не самая стратегически выгодная позиция. Он оторвался от моего рта и уткнулся в шею, замер.

— Я очень скучаю. — прошептала ему на ухо.

— Я тоже. — ответили мне после очень долгой паузы. — Но не стоит усложнять все еще больше.

Вот за силу воли я его уважаю, а за решение задушить готова. Но мне и не обещали, что будет легко.

— Вы останетесь? — хотя бы в чем-то я должна сегодня победить.

— Если это не будет Вас обременять.

Потерлась виском о его отрастающую щетину. Иногда мне кажется, что раньше никого не любила. То есть влюблялась, увлекалась, конечно, порой бушевали всякие страсти, но такого чувства, когда ты вся — часть другого человека, а он — тебя, при этом можно жить врозь, но только вместе ты чувствуешь эту жизнь полной — вот такого не было ни разу. Ни в одном измерении. Даже с Петей я была счастлива, но как-то односторонне, лишь потребляя все, что он мне давал.

— Не обременит. Я очень рада, что Вы здесь живете. Может быть и остальные вещи перевезем?

— Возможно. Все равно тот адрес провален теперь.

— Это верно. — захотела рассказать о цветке в окне, но слишком много объяснений для трех часов ночи. — Бумаги Ваши в подвале лежат. Когда понадобятся — спросите у Демьяна.

Он чуть замирает, потом выдыхает и, кажется, машет рукой. Я совершенно безнадежна.

— Вы успокоились?

Ну не этим бы словом я все назвала. Поэтому осторожно перекатилась через его тело и спиной прижалась к груди.

— Почему мы не можем жить как раньше?

— Потому что все изменилось. И я, и Вы. Я больше не могу дать Вам того, что мог раньше. — он проводит пальцем по плечу.

Да мне от тебя только ты сам нужен.

— Вы полагаете, что я собиралась за Вас замуж по расчету? — изумилась я.

— Очень в этом сомневаюсь. — рассудительно отозвался мужчина рядом. — Более того, Ваши мотивы мне до сих пор непонятны. Но сейчас это не имеет значения. Муж должен быть в состоянии заботиться о своей жене и защищать ее. Я себя к таковым более не отношу, поэтому не имею права подвергать Вас лишним расстройствам.

Господи, куда ты дел мужчин с такими взглядами в двадцать первом веке?

— А как Вы тогда видите наши отношения дальше?