Лёка. Искупление

– Ух ты! – сказала она изумленно. – А ведь я эту историю знаю – по телевизору показывали. Да, да, все сходится – это же в Большеграде было! Милиция очень-очень искала мамашу эту, побеседовать хотела… Значит, это ты была?! Теперь понятно, почему у тебя крыша поехала!

Лёка не отвечала, а только внимательно смотрела, пытаясь не упустить момент, когда Снежана вновь швырнет в нее чем-то или ринется к окну. Под глазом у нее пульсировал болью синяк.

– Не переживай – съехавшая крыша будет у тебя смягчающим обстоятельством, – сказала Снежана. – На годик меньше в тюрьме просидишь. Я под хорошее настроение буду тебе передачки посылать – подруга детства как-никак! Ты что больше любишь – пирожки или…

Тут Снежана вдруг прервалась, что есть силы толкнула стол на Лёку и вновь ринулась к окну.

Будь стол полегче, Лёка была бы впечатана им в стену, но старый дубовый стол был тяжелый, и потому Снежана просто не смогла толкнуть его достаточно сильно. Лёка ойкнула, пошатнулась, но не более. Снежана даже не успела забраться на подоконник, как Лёка схватила ее. Только теперь она держала пленницу не за свитер, а за длинные немытые волосы.

– А-а-а! – завопила Снежана. – Пусти, тварь! Сука! Фашистка! А-а-а!

Лёка не отвечала, а просто волокла ее к фотолаборатории.

Снежана попробовала упираться, но было слишком больно. Тогда она ударила Лёку по голове, а потом колотила ее по спине, по плечам. Попала по почкам, и Лёка глухо застонала, но тащить пленницу не перестала. Шаг за шагом сокращалось расстояние до комнаты без окон!

В конце концов Лёка впихнула Снежану в ненавистную комнатушку. Наручники болтались на трубе. Лёка отпустила волосы Снежаны и толкнула ее на диван – та упала. Теперь руки Снежаны оказались совсем рядом с наручниками. Лёка одной рукой схватила Снежану за правую руку, а второй попыталась накинуть на эту руку свободный браслет.

Снежана завопила и сделала то же, что минутой раньше принесло успех Лёке – свободной левой рукой схватила бывшую подругу за волосы. Лёка взвыла, но не отступила. С полминуты длилась эта ожесточенная борьба, Снежане удалось больно укусить Лёку за плечо. Но Лёка была выше, сильнее, и в конце концов ей удалось защелкнуть браслет на запястье Снежаны.

Лёка отпрянула – ее пленница вновь была надежно прикована к трубе. Обе тяжело, прерывисто, со свистом, дышали. С грязных лиц стекали струйки пота.

Лёка отступила от Снежаны на шаг назад. Она попыталась потереть рукой укушенное плечо, но потом охнула и положила ладонь на бок – почка пульсировала, горела, и эта боль была сильнее боли в плече.

– Будь ты проклята, тварь! – с ненавистью прокричала побежденная Снежана. – Проклята! Проклята!

– Зря стараешься, Снежка, – устало сказала Лёка и осторожно потрогала налившийся синяк под глазом. – Я уже проклята!

– Да пошла ты! – бросила Снежана и отвернулась к стене.

Лёка постояла, посмотрела на Снежану, но ничего не ответила и вышла из комнаты.

3

Темнело.

Лёка вышла на улицу и присела на крыльцо. Ей не хотелось идти в дом. Она чувствовала себя разбитой. Драка со Снежаной лишила ее последних сил. Под глазом болело, и Лёка подумала, что синяк, наверное, не сойдет недели две. Как она объяснит его появление милиционерам, если они зайдут к ней завтра?

– Лёка! – послышалось со стороны калитки.

Истошно залаяли собаки.

У калитки стоял Вася Шишкин. Теперь он был в гражданской одежде и один.

Лёка медленно поднялась, подошла, вышла за ворота.

– Привет, – сказала она.

– Привет. – Он внимательно поглядел ей в лицо. Конечно, он заметил налившийся синяк под ее глазом, но ничего говорить не стал.

– Я был не в курсе, что ты вернулась, – сказал он.

– А я тогда, днем, даже не сразу узнала тебя, – призналась Лёка. – Как живешь?

– Как видишь – служу в милиции, – сообщил Вася. – Недавно получил майора.

Он достал из кармана пачку сигарет, вынул одну, прикурил от дорогой зажигалки.

Пока Вася закуривал, Лёка молчала. Она чувствовала – Вася пришел не просто так, и разговор предстоит серьезный. Но, чтобы отдалить этот разговор, спросила:

– А семья у тебя есть?

– Да, – кивнул Вася.

– И кто она?

– Ты ее не знаешь. Она в другой школе училась. У нас сын, пять лет. Мы в центре живем.

В груди у Лёки слегка колыхнулось что-то похожее на женское тщеславие и угасло. А что, если бы он сказал: «Семьи нет, потому что я всю жизнь люблю только тебя»? Было бы приятно? И что она ответила бы тогда?

Лёка усмехнулась: какие пустяки, какие микроскопические вещи интересовали ее когда-то!

Вася глубоко затянулся и выпустил изо рта колечко дыма. Он давно так умел, с детства. А потом он заговорил о том, ради чего пришел.

– Знаешь, – начал он, – когда я шел работать в милицию, то мечтал быть чем-то вроде Шерлока Холмса – умным, проницательным сыщиком, который «с одной трубки» раскручивает любое дело. Надеялся, что у меня к этому талант. Теперь я понимаю, что никакого такого таланта нет. Не только у меня – ни у кого. Шерлоков Холмсов на свете просто не бывает. Но кое-чему работа в милиции меня все-таки научила – я почти всегда понимаю, когда мне врут. И уж тем более я с детства знаю, когда мне врешь ты!