– Три дня назад полицейский двух евреек утопил. У одной чулки ему приглянулись, а у другой – кофта. Привел на бережок, приказал раздеться. Шмотки в узелок, а бабенок в воду загнал. Плавать они не умели, так и утопли прямо у бережка. Позавчера другой полицейский хотел даром забрать лукошко с яйцами, что две бабы принесли к поезду немцам продать. Торговки возмутились, так он их прикладом избил – одну до смерти, а у другой рука сломана и челюсть. Это так, что первое на память пришло… Вообще-то такого густо. Вам тут трудновато себе представить. А люди теперь так живут. Обыденная жизнь.
– А эти торговки с яйцами – тоже еврейки? – уточнил Березкин.
– Нет, наши, хохлушки, – удивился вопросу пышноусый.
– Это для дурачков все, насчет борьбы с жидовством. Разве что евреям первым достается. Немцев бесит само наличие тут русского государства. Славяне не достойны иметь свое государство. Они если и смеют жить – то только рабами. В прямом смысле.
– Я не понимаю тогда – зачем баб бить? Рабов калечить – смысла нету, убыток сплошной. Раб – это ценность, так и у Джованьоли, и у Майн Рида, и у Твена написано, – сказал лейтенант.
Леха только подивился начитанности командира взвода. Все названные писаки были Лехе не знакомы вовсе.
– Все верно. Раб – материальная ценность. Только не всякий человек – раб. Раб – это состояние души. Как лакей, например. Потому тех, кто мешает процессу рабовладения, всегда показательно уничтожали. Так, чтобы запугать остальных. Чтобы масса рабов боялась не то что протестовать – даже подумать о протесте.
– «Мы – не рабы, рабы – не мы», – усмехнулся Семенов.
– Вот, товарищ красноармеец правильно сказал. Нас такому с букваря учат. Значит, делать из нас рабов сложно. Поэтому по отношению к нам будет лютый террор. Такой, которого нигде в Европе нет. И нам нечему удивляться. В Конго цивилизованные бельгийцы за двадцать лет колонизации уничтожили половину населения. Миллионов десять. Если работник работал на плантации плохо – в наказание его детям по очереди кисти рук отрезали. И эти отрезанные ручки перед хижиной лежали, чтоб работник помнил: не будет выполнять приказы белого господина – всем детям руки отрежут. А потом и ему. Испанские колонизаторы в Южной Америке больше десяти миллионов индейцев угробили. Англо-саксы в Северной Америке, Австралии да Индии – столько же. А у них магазинных винтовок не было, и пулеметов, и танков с самолетами. Так что перспективы у нас ясные и понятные. Только мы им не индусы и не негры. Они уже кровью умылись, а дальше им еще хуже будет, – уверенно сказал врач.
– Потому и нужна ваша помощь, – добавил пышноусый.
– То, что вы предлагаете, – не соответствует уставу. А мы должны действовать по уставу, – возразил лейтенант хмуро.
– Странная у вас точка зрения, – огорчился лекарь.
– Точка зрения простая – есть советские граждане, которые
Потомок недовольно снял с плеча чехол, выгреб из кармана патроны.
Пышноусый достал карабин, повертел его в руках, сноровисто открыл затвор.
– Не пойдет этот, – решительно сказал и вернул карабинчик оторопевшему Лехе.
– Почему? – удивился и Березкин.
– Потому, что кончается на «у», товарищ лейтенант. Потому, что оставить себе охотничий карабинчик этот – снизить потенциальную боеспособность нашего отряда, и так невысокую. Ибо патроны кончатся – их точно не восполнишь, я такие первый раз вижу, а видал многое. У нас и так музей, а не вооружение. Истребительному батальону выдавали всякое старье, что на складах нашлось. «Манлихеры», «Энфилды», даже старинные «Веттерли-Витали» есть. И эти, как их… «Хра-Кропачека»[137]
. Только вашего карабина не хватает для полноты коллекции архаического оружия. С патронами к ним, сами понимаете, трагическая картина.– А я при чем? И вообще, что за торговлю мы тут разводим? – ощетинился лейтенант.
– Торг здесь неуместен! – иронически припечатал Середа. Хотя показалось Лехе, что не очень рад бравый артиллерист перспективе дальше переться по малознакомой местности.
Оба гостя и не почесались, совершенно спокойным тоном пышноусый заметил:
– Вы не топорщитесь, товарищ командир. Уставы и мы читывали, знаем. И не только уставы.
Пышноусый хитро ухмыльнулся и нараспев продекламировал: