Лёха

– …становится неподвижным. Хитро. И лихо, для этого надо иметь стальные яйца, – искренне, но непонятно восхитился дутый старшина ВВС.

– Мы тоже удивились. Дальше – больше. Танкисты успели коробочкой крутануть на месте: те, что бревно волокли – кто отскочил, кто под гусеницу попал, но все равно уже врукопашную с танком сошлись. Пара фрицев ухитрилась на танк запрыгнуть и брезентом закинуть башню и триплексы у водителя. Брезент они у самих же танкистов взяли – сзади за башней лежал. А танк ослеп, там и так-то не видно ни черта – меня пригласили внутри посидеть, пока до минометов тихо было, убедился своими глазами. Половченя с командиром танка – лейтенантище такой был рыжий и конопатый, как воробьиное яйцо, – пытались из своих наганов в щели стрелять, но немцев не зацепили. Тогда пушку назад отвернули и пошли по сараям и хатам кататься, брезент с саперами и снесло обломками. Только в разные стороны как воробьи порскнули. Значит, опасность осталась. А поди найди этих саперов – прячутся же. Пока искали, кого бы задавить в плане ответной мести, другой штурмовик им канистру с бензином на корму закинул. И поджег.

– А, этот способ я знаю, довелось читать. Они еще к канистре гранату привязывают, – кивнул головой потомок.

– Точно. Полыхнуло столбом. С одной стороны, повезло – мотор от огня сбитым брезентом и всяким мусором был прикрыт. С другой стороны – мотор и так тянет плохо (брезент на воздухоприемниках лежал), а тут совсем почти скис. Загореться вся машина должна вот-вот. Половченя это сообразил – и из башни прямо на огонь и выпрыгнул.

– Так он тогда обгореть должен был – они же все в промасленных комбезах, – удивился Леха.

– А надо учесть, что на войне все бывает не как в книжках, – с чувством превосходства заявил лейтенант Березкин, при первом же взгляде на которого любой с глазами понял бы ясно, что это – книжный ребенок.

– То есть? В смысле, что в жизни все не так, как на самом деле? – с умным видом сказанул явную околесину Леха.

– Они ведь, танки эти, сначала не хотели с нами оставаться, думали вперед проехать. Вот эта тридцатьчетверка с мостом вместе в реку и завалилась. Не рассчитан был мостик на такую железяку. Мы им, конечно, помогли, но, пока вытягивали танк, – его экипаж и промок до нитки, и в грязище перемазался по уши. Вылезли, как глиняные големы. А помыться немцы не дали, так что когда Половченя выпрыгнул, то загореться он не мог. Разве что если б в огне подольше побыл, то получилась бы терракотовая статуя танкиста.

– Это как? – удивился Семенов.

– А как утка, запеченная в глине, – отозвался ефрейтор.

Березкин продолжил, дернув плечом:

– Но он быстро сообразил – с краю брезент не горел, он схватил за край – и с танка долой. Пока в сторону тащил – на него четверо саперов навалились. Начался громкий мордобой с рукоприкладством, поножовщиной, пальбой, на вопли остальные танкисты повыпрыгивали… Ну а когда мы подоспели – трех саперов танкисты зарезали и пристрелили в рукопашке, а четвертого скрутили-спеленали – у него такой шеврон на рукаве был, уголком; решили, что старший. А ловкий Половченя ухитрился от трех выстрелов, почти в упор, увернуться, а вот четвертой пулей его достали, да еще и так неприятно. Потом танкисты все же укатили, забрав с собой уцелевших с БТ сгоревшего, а я лейтехе рыжему обещал, что за раненым приглядим. Немцы к нам потом не лезли, но обошли и справа и слева, пришлось отходить. Так что танкист наш – боец что надо, и в оружии разбирается, и в боеприпасах. Пока пулеметы в группе были – и диски и ленты набивал, словно машина фабричная. Говорил, что и в моторах понимает, так что если у местных и впрямь какая техника завалялась по лесам, то лечить его должны от души, он того стоит.

– Поставит на ход?

– Вполне. А еще он умеет бензиновые зажигалки делать, только кремешки нужны и инструменты слесарные. Золотые руки, одним словом, – с гордостью, словно раненый танкист был его близким родственником, заявил лейтенант.

Семенов порадовался за невзрачного танкиста, подивился наглости и нахрапистости немецких саперов, намотал на ус не слышанные раньше способы драки с танками, но мысль о том, что дальше делать с потомком, из головы так и не ушла. То есть с практической точки зрения – боец и сам понимал, что лучше остаться. Но вот невыполненный приказ – хоть и отмененный формально старшим по званию в полном соответствии с уставом – тяготил душу. И здесь тоже сомнения грызли. Видал уже Семенов не раз, как эти городские, уверенные в том, что все знают лучше всех, а уж тем более – лучше темных крестьян, брались давать рекомендации и руководить, и как потом все летело кувырком от такой нахрапистой глупости.

С другой стороны, потомок все-таки что-то, но знал, про те же танки, например. Тут же вспомнилось испуганное лицо покойного Петрова, которому Леха спросту рассказал нечто про высшее руководство страны, отчего неглупый и смелый слесарь всерьез перепугался. И за меньшее наказывали свирепо, однако сам Петров не боялся и политические анекдоты рассказывать товарищам, и если уж так ужаснулся, то неспроста.