Лиорн

— Потом отрастут[44].

— И еще тебе понадобится костюм. К завтрашнему утру. Костюмеры уже меня ненавидят. Теперь будут ненавидеть и тебя. Следи, чтобы в твоем костюме не оказалось «случайно забытых» булавок, когда будешь его надевать.

— Эм.

— Не переживай, я тоже там буду.

Я кивнул.

— Мы все умрем, — изрекла она.

— Да, я слышал.

— Что ж, тогда обо всем договорились.

— Спасибо.

Она отмахнулась.

— Я у тебя в долгу.

— Искренне на это надеюсь.

Я нашел костюмерную, где мною занялись, и нет, костюмеры не пришли в восторг, и нет, я не хочу рассказывать, как меня измеряли, заставляя сгибаться в неудобнейших положениях, и снова измеряли, и — нет, просто забудем.

Когда они закончили, я уж было почти ушел и столкнулся с Волчком, хореографом, который выглядел таким же счастливым, как костюмеры.

— Пошли, — велел он и двинулся вперед.

Я последовал за ним.

— Что все это значит? — вопросил он. — За день до генеральной репетиции? И ты не умеешь танцевать? И что я должен с тобой делать?

На эти вопросы хороших ответов попросту не было; я сохранял молчание.

Мы вышли на сцену, и он указал:

— Значит, входишь ты здесь, вместе с танцорами. Маршировать умеешь?

— Я не…

— Вот так, — и он начал шагать по сцене, поднимая колени и одновременно выпрямляя ступню полностью. Я видел, как драконлорды проделывают что — то подобное, и во Дворце, и когда я был в армии Морролана.

Я попытался повторить, на что он фыркнул, словно сообщая: удивительно, но ты не столь полный бездарь, как я полагал, а лишь на три четверти.

Очень выразительно фыркнул, да.

Хореограф указал на Лойоша и Ротсу:

— Их тут не будет.

Я кивнул, и оба взмыли, расправив крылья, и опустились просто на сцену. Волчок сделал вид, словно ничего такого и не произошло.

— Так, — сказал он. — А теперь — можешь маршировать в ритм?

— В ритм с чем?

Он начал было закипать, но потом проговорил:

— Так ты и правда не шутишь?

— Э…

— Я имею в виду — держать определенный ритм, пока маршируешь. Вот так.

И принялся хлопать в ладоши в четком ритме, маршируя при этом так, что правая его нога касалась пола с каждым хлопком. Я повторил.

— Так, — сказал он. — Вот так и будешь делать. Когда входишь, идешь сюда, прямо к берегу. Потом…

— К берегу?

— Прости. Самая дальняя часть «края один». Стоишь здесь и не шевелишься. Когда танцоры начинают, маршируешь по краю сцены, пока не дойдешь до горы — это дальняя часть «края шесть», — там разворачиваешься и замираешь вновь. Дази марширует в другую сторону. Ты проходишь мимо него с внутренней стороны. С внутренней, пожалуйста, запомни это. Ты новенький, так что ты держишься дальше от зрителей, ясно? А потом, когда танцоры идут на выход, ты уходишь вместе с ними, и постарайся ни с кем не столкнуться.

Как, справишься с этим?

— Ага.

— Ладно. Единственный случай попрактиковаться у тебя будет во время этой чертовой генеральной репетиции, так что не напортачь. Испортишь мой танец, и я так испорчу тебе жизнь, что просыпаться и засыпать ты будешь, кляня судьбу.

— О, этот корабль давно уже вышел из гавани.

— Хотел бы я знать, что все это значит.

— Нет, ты этого не хочешь.

— Ладно. Давай пройдемся от и до. Я пою, начинаю там, где начинаешь ты. Раз, два, раз — два — три, и — и девять мулов, не забыть о том…

И мы прошлись от и до, и мне даже было не слишком неловко, пожалуй.

Но я все равно не мог не думать, что из всех дурацких вещей, которые мне приходилось делать, чтобы продолжать оставаться в живых, маршировать по сцене в ритм — пожалуй, где — то в начале списка.

Я устал, так что отправился спать — и, не знаю уж, в силу каких причин, но спал хорошо.

13. ДЕНЬ 3 АКТ 2 СЦЕНА 2

Валенда:

Им не нужен скандал, так они говорят,
Им, мол, просто спокойно их пьесу играть;
Преступленья — не скрыть им своею игрой,
Ведь измену я вижу в обертке любой.
Тот, кто против Державы в суд выйти посмел,
Оскорбить Императора этим сумел,
А поскольку сейчас Император здесь я —
Над законами воля пребудет моя.
Над законами — значит, Империи власть
Всех раздавит, кто смел нечестивую пасть
Отворить, изрекая со сцены хулу;
Всех — сломаю и брошу в тюремную мглу.
Не мешали бы цензору — я бы простил,
Ну а так пусть узилища нюхают пыль
И себя лишь винят в том, что ждет их потом,
На подмостках безмолвных в театре пустом.
Там — там — там, там, та — дам, там, та — дам,
Там — там — там, там, та — дам, там, та — дам!

* * *