Я встал и принялся расхаживать туда — сюда. Эти концепции слишком большие и сложные для мозгов простого головореза с Востока. Только вот мне от них никуда не деться. Ненавижу.
Я размышлял над своей жизнью с того дня, как заполучил небольшое состояньице[41], даже сходил к провидцу, чтобы прикинуть, каким же маршрутом стоит двигаться[42]. Не имеет значения, что вы решите, сообщил он, спросив совета у Карт, что случится, то и случится. Воспоминание это казалось совсем свежим, и в то же время все это словно случилось в иной жизни и с совсем иным человеком. Я почти помнил молодого бандита, который, услышав это, просто пожал плечами и отмахнулся, и в то же время для меня он был незнакомцем, для чуть постаревшего бандита, который ворвался в лабиринты театра и задавал не имеющие ответов вопросы о себе самом, о богах, о предназначении.
Не знаю, где я бродил. Кажется, видел там и сям каких — то людей, но я не обращал на них внимания, а они не обращали внимания на меня. Видел животных, которых слишком долго держали в слишком тесных клетках, и выглядели они именно так, как я себя чувствовал. Я не знал и до сих пор не знаю, почему это настолько на мне отозвалось. Потому что я был заперт в том театре — да, частично поэтому, но не только. Не знаю. Я бродил там и сям, надеясь, что кто — то скажет мне что — то неправильное, и у меня найдется на ком выместить свое разочарование.
А слова продолжали кружиться в моей голове. Глупые слова.
Справедливость. Предназначение. Судьба. Долг. Слова, которые определяли, что я должен делать, а чего не должен, что могу и чего не могу.
«Босс? Ты в порядке?»
Я был очень и очень сильно не в порядке.
И ко всему этому, теперь ничто не могло воспрепятствовать кому — то призывать меня, управлять мною, заставлять меня что — то делать. Примерно как судьба или долг, наверное, только более лично.
Я замер там, где стоял, сразу за сценой. На сцене никого не было, в зрительном зале — темнота. Я прислонился к стене и прикрыл глаза.
— Ты в порядке?
Это не Лойош. Я открыл глаза. Передо мной стоял парень, похожий на креоту. Несколько секунд я вспоминал, где же его видел, и наконец вспомнил: один из тех ребят на сцене во время перерыва на ужин, в первый день, как я пришел в театр. Один из техперсонала.
— В основном, — отозвался я. — Просто чувствую себя как в клетке.
— Бывает, — кивнул он. — Ты же здесь от кого — то прячешься, да?
— Ага.
— И надолго?
— Трудно сказать. Скорее всего, как минимум до премьеры.
— Выдержишь?
— Надеюсь.
— Искренне желаю удачи. Вина хочешь?
И протянул фляжку. Я благодарно кивнул, принял сосуд и пригубил.
Бренди. И отменное.
— Приятель, у тебя прекрасный вкус, — сказал я.
— В следующий раз, когда мне будет хреново, ты сможешь мне помочь.
Может, даже завтра, — и коротко хохотнул.
Я сделал еще глоточек и вернул флягу.
— Я Влад.
— Файмер.
— Рад познакомиться. Слушай, а почему тут никто не относится ко мне, как к выходцу с Востока?
— Тут театр, братишка. Тут мы против всего мира.
— Что ж, думаю, это я понимаю.
— Кроме Края Четыре?
— А? А. ну да, та атира. Ага.
Он указал на мою руку.
— Что случилось?
Я вытянул левую руку, глядя на то место, где ранее был мизинец[43].
— Обменял его на мудрость, — сообщил я. — Мудрец потребовал его в уплату за совет, как выжить в этой жизни.
Он фыркнул.
— Ясно. И каков же был совет?
— Вцепиться в нее всеми десятью пальцами.
— Мило. Много подобных историй подкопил, да?
— Есть такое дело, — не стал я спорить. Обвел взглядом рычаги, тросы, крюки. — Слушай, а можешь кое — что для меня сделать?
— Что?
Я указал на стропила наверху и на разные рычаги на уровне сцены.
— Покажи, как работают эти веревки.
— Конечно, почему нет. Пошли.
И я пошел. Он проявил терпение и оказался хорошим учителем, и все это было не так сложно, как я ожидал. По окончании урока мы сделали еще по глоточку из его фляги, и кажется, я как минимум кое — чего достиг. А потом, раз уж я все равно был этажом выше сцены, заглянул в комнату отдыха, где и отыскал Пракситт.
При моем приближении она подняла взгляд.
— Нашел себе место?
Я кивнул.
— Первая массовка. В смысле, вторая, а не та, что на самом открытии.
— «Сто сорок восемь катапульт»?
— Ага.
— Итак, надо устроить, чтобы тебя видели со всех шести сторон, не танцуя, и не испортив мюзикл.
Я сделал задумчивое лицо.
— Что? — вопросила она.
— Если все пройдет так, как я надеюсь, твой мюзикл это не испортит, но кое — какие помехи будут. Небольшие, полагаю — кое — кто из зрителей разозлится, возможно даже, что это ненадолго отвлечет некоторых актеров.
Но если все сработает, ты сумеешь продолжить представление, и его никто не закроет.
— Спасибо за честность, — сказала Пракситт. — Рискну.
Я кивнул.
— Значит, мы сделаем тебя одним из дворцовых гвардейцев. Это роль Товина, но у него и так достаточно проблем, так что он не расстроится, что пропустил один эпизод во время одной постановки. Ты маршируешь вдоль края сцены, пока звучит музыка. Волчок тебя потренирует. Хотел когда — нибудь стать драконлордом?
— Ни за что.
— Неправильный ответ. И тебе нужно избавиться от этих усов над губой.