Лиорн

«Жюри из четырех судей — два иорича, тиасса и лиорн — потратило менее одного дня, прежде чем, проголосовав три против одного, вынести вердикт в пользу Кринисты (протокол, если интересно, содержится в «Хивиска против Державы 14/3, ибо иск был подан против Хивиски как продюсера). Пьеса, снятая со сцены на время судебного разбирательства, вернулась вновь, только билеты теперь стоили вдвое дороже, в планы на репертуар ее вставляли вновь и вновь, а многие театры, желая также поставить ее у себя, ожидали своей очереди.

Одним из эффектов возобновленной популярности пьесы стала очередная отсрочка казни Плотке. Как однажды заметил Валенда, «Казнить его я могу в любой момент, а вот отменить уже свершившуюся казнь будет сложно». Другим эффектом стала полнейшая смута при императорском дворе. С исторической точки зрения очевидно было, что Валенда вообще не склонен был принимать подобные решения; для современников это выглядело далеко не столь очевидно.

Об этом периоде, из всех перипетий «драме о драмы», сохранилось больше всего свидетельств. Писали о нем буквально все, и многое написанное дошло до наших дней. Весьма показателен разрыв в убеждениях и оттенки мнений относительно данного вопроса, если сопоставить их с положением в Цикле Дома каждого конкретного автора. Те, кто был близок к вершине — фениксы, драконы, тиассы, ястребы, и разумеется, лиорны — чуть ли не единодушно верили в то, что Плотке виновен в клевете, хором требовали немедля его казнить, а пьесу запретить; что особенно странно, если задуматься, именно в случае Дома Дракона, ибо в той резне больше всего погибших было как раз среди драконлордов. Те же, кто пребывал в нижней части Цикла — орки, креоты, иоричи и валлисты, — напротив, склонялись на сторону Плотке. Как следствие, среди тех, кто находился посередине, как джагалы, иссолы и дзуры, единства мнений не было, и именно здесь, так уж сложилось, и шла настоящая битва…»

* * *

Я закрыл книгу, вложив между страниц полоску бумаги, которую оторвал от нижней части листа своего сценария. Попытался представить, почему кто — то мог поступить так, как Дювани — рискнуть всем, чтобы пойти против Империи. Мне пришел на ум только вариант, что он был вроде дзура, только вышел против юстициариев, а не против толпы вооруженных людей. Вариант не выглядел убедительно, в конце концов, иоричи ведь не дзурлорды, по определению.

Справедливость? Был у нас разговор с Сетрой на эту тему, не так уж давно[36]. Разговор этот я помнил неплохо, но и тогда не очень понял основную концепцию, не понимал ее и сейчас.

С Сетрой, ага. Надо как — нибудь назвать ее «Летрой Савоуд» и посмотреть, как ей это понравится. Ну в самом худшем случае, что может случиться?

«Босс.»

«Ага, верно.»

Справедливость. Фи.

Встав в задних рядах зрительного зада напротив «края три», я посмотрел на сцену, где император спорил с Летрой Савоуд касаемо вопроса, можно ли скрыть происшествие в Западном пределе. Актриса, которая играла Летру, была почти на голову выше Сетры и держалась куда более угодливо.

Возможно, некогда Сетра и была такой, но почему — то я в этом сомневаюсь.

Внезапно меня охварил страх, что они сейчас начнут петь, а если это случится, я никогда больше не смогу общаться с Сетрой без того, чтобы меня пробило на «хи — хи», и я поспешил убраться из зала.

Я подумывал вновь вернуться к книге, но тут один из посланников сообщил, что некто пришел, чтобы меня повидать.

— Кто?

— Она не назвалась.

— Из какого Дома?

— Из выходцев с Востока, господин.

— О.

Коти ожидал меня в лобби, прислонившись к стене, и выглядела и близко не такой опасной, какой была. Я застыл, увидев ее, всего на мгновение. Она сменила прическу, чуть укоротив волосы, но выглядела все так же хорошо. На ней были мешковатые бриджи зеленых тонов, собранные на лодыжках, прямо над сапогами. Блузка ее была белой, а края высокого воротника и рукава стягивали ленты в цвет бриджей.

Я глубоко вздохнул, двинувшись ей навстречу. Остановился ровно за шаг до «обнять», ибо не был уверен, как она это воспримет, но Коти сама подалась вперед, стиснув меня в объятиях, и я сделал то же самое, стараясь, чтобы оно не переросло ни во что большее.

— Здравствуй, Владимир, — сказала она.

— А где мальчик?

— С Норатар.

Я кивнул, подбородком зарывшись ей в макушку, затем разжал объятия.

— Итак, — в горле у меня царапало, — что у тебя на уме?

— Можешь добыть мне два билетика на премьеру?

У меня и правда ушло секунды две, чтобы понять, что она шутит. Нет, оправданий искать не хочу.

— Я так понимаю, Киера тебе сказала, что я тут?

— Да.

Мне стало немножко не по себе, я ведь так и не поведал Коти то, что знаю о Киере, но все — таки это не мой секрет.

— Ну раз дело не в билетах на премьеру, тогда что же?

— Хотела тебя увидеть.

Глаза в глаза.

— Ты пытаешься, — проговорил я, — понять, насколько серьезные у меня сейчас неприятности, и нужно ли тебе готовить Влада Норатара к тому, что он останется безотцовщиной.

— Хотелось бы иметь представление, — согласилась она.

— Думаю, все не так плохо, как было неделю назад.

— Левая Рука…