Лиорн

А потом из зрительного зала донесся какой — то гомон, а может, просто общие разговоры до начала выступления стали громче, и я повернулся к соседке — танцовщице, наверное, тиассе, чье имя так и не узнал.

— Что…

— Думаю, это появилась императрица.

— А. Да.

— В первый раз выступаешь перед ее величеством? — спросила она.

— Да, — честно ответил я.

— Не бери в голову; просто очередное выступление, и все.

Я кивнул.

— Мы все умрем.

— Именно.

— Свет через две минуты, — громко сказал кто — то. Кто, не знаю. Руки мои задеревенели, а это не слишком хороший знак, я ведь даже на сцену при открытии не выхожу. Странно все это. Конечно же, я все это видел уже не раз — но с той стороны: предвкушение, а потом краткий миг полной темноты, когда гаснут все огни в зале, а свет на сцене еще не зажгли. С этой стороны все смотрелось иначе, и — точно так же.

Есть одно специфическое ощущение при колдовстве: когда напряжение растет, растет, а потом высвобождается. Напряжение здесь, в театре, особенно в эти долгие — долгие мгновения перед сменой освещения, напомнило мне как раз о колдовстве.

А потом вспышка, и — аплодисменты.

Сколько раз я был в зрительном зале, когда все вот так вот принимались аплодировать, руками и хлопушками, ибо таков обычай, делать это как раз когда свет озаряет сцену? Забавно, как — то не приходило в голову считать, сколько же пьес я видел в театре. За все эти годы штук тридцать, пожалуй, наберется, если не больше. А бесчисленные хлопки в начале — ну, так положено. Только теперь, когда я слышал все это с другого конца, это как само колдовское заклинание, и мне живо вспомнился эпизод, когда некий ястреблорд, чье могущество перекрывало его здравый смысл, заполнил мое сознание псионической энергией[49]. Только сейчас это было куда приятнее: я чувствовал себя выше, сильнее, могущественнее, просто потому, что находился на стороне, что принимала эти аплодисменты.

Хорошо, что мне не нужно было выходить на сцену прямо сейчас, потому как ноги у меня подкашивались. Странно: я был переполнен энергией, и по — прежнему дрожал. Лица окружающих меня отображали скорее не то, что я чувствовал, а мои попытки не выказать, что я чувствую.

Началась музыка, и я вспомнил, что я единственный в этой труппе не выхожу на сцену — меня выпустят строго для одного эпизода, вот тогда — то мне и пора будет выходить. Я чуть отступил, чтобы никому не мешать.

Они выбежали, началось пение. Часть меня хотела присоединиться к небольшой компании в темном углу за «краем семь», откуда можно следить за происходящим на сцене, а другая часть меня же очень хотела оказаться там, где рядом со мной вообще никого не будет, в итоге я решил вовсе не двигаться с места.

Где — то там в личной ложе наблюдала за постановкой ее величество.

Где — то там представительницы Левой Руки готовились пересечься с Крейгаром, чтобы он мог доставить меня в оговоренное место обмена за кулисами. А я готовился выйти на сцену, и наверное, был перепуган больше, чем когда — либо в жизни. Если вы в курсе прошлых моих приключений[50], вы поймете, что это что — то. Ноги мои онемели, во рту пересохло, сердце колотилось, а желудок вел себя так, словно я только что телепортировался.

Разумеется, как раз в такой форме и надо пребывать, когда предстоит сделать нечто хитроумное и опасное, что потребует строжайшего расчета времени и скрупулезной наблюдательности.

Это ирония. Если вдруг не поняли сразу.

Я отступил еще дальше за кулисы, нашел стул, опустился на него и тут же встал.

«Босс? Ротса начинает слегка нервничать.»

«Я тоже.»

«Может, вина?»

«Нет, Лойош. Если выпью, я ничего подобного и пытаться провернуть не стану.»

«Даже чашечку?»

«Нет.»

Песня закончилась, в зрительном зале одобрительно засвистели, защелкали хлопушками, застучали ногами, а танцоры выбежали обратно за кулисы, раскрасневшиеся и довольные. Когда — то и я там свистел, хлопал и стучал ногами. Совершенно иное впечатление в сравнении с тем, что творится по эту сторону.

Я оставался все там же, но обрывки представления вполне слышал; кажется, на сцене как раз дудели трубы или что — то похожее.

Коти когда — то собирала хлопушки с разных представлений, на которые мы с ней ходили. У нее в прихожей целый ларец с такими стоял. Наверное, подобных коллекционеров немало.

— Привет, Влад.

Я развернулся на стуле.

— Сара!

— Не могла же я пропустить дебют твоей сценической карьеры.

— Я думал, ты имеешь в виду — мое финальное выступление.

Она рассмеялась.

— Все у тебя получится.

— Меня, кажется, вывернет.

— Бывает. Это вроде традиции.

— На премьере или на дебюте?

— И то, и другое.

— Для меня многое значит, что ты здесь, Сара. Спасибо.

— Так ты выходишь на сцену?

— Ага, есть причины. Ты знала?

— Теперь знаю. Ни за что не пропущу такое. Сколько тебе еще до выхода?

— Осталась пара очень длинных часов.

— Да, это самая сложная часть. Но как только ты выйдешь, все будет хорошо.

— Да, мне все об этом твердят.