Лёс

Так начался новый виток в моей истории.

Я поселился в Омелье с начала зимы. В доме у черноглазой Тары и ее мужа, Экхофа, нашедших меня; мне выделили комнату, рядом с комнатой их детишек. Тара и Экхоф, оказались благодушными и милыми людьми.

Они жили в просторном доме около мельницы, в самом начале города. Их дом был первый, начиная от леса, замыкавший лесную часть Омелья. Сама же лесная часть восхищала меня: длинные деревянные мосты, извилистые, словно живые, лестницы и дома, покоящиеся на массивных елях. А дальше – просторная открытая равнина и холм, на котором кипела вся жизнь. И посередине равнину разрезала река.

Первым делом, как я поселился у Тары и Экхофа, они долго расспрашивали меня о тех местах, откуда я явился.

Я рассказал им, что шел сюда с конца лета. Я рассказал, что наша деревня не имеет названия, и что она так далеко отсюда, будто на другом свете, и что в наших краях никогда не бывает незнакомцев. Что никто никогда не являлся к нам, как я явился сюда. Я рассказал им, будто думал, что кроме деревни – нет ничего и никого в мире. Что прошел через чужой, неизведанный лес, бывший всю жизнь для меня несокрушимой стеной.

Я рассказал им о том, как тяжело нам приходится зимой от голода и осенью от ураганов. И они рассказали мне совсем другое. О том, что зима у них проходит быстро, и почти нет снега; о мягкой весне и урожайной осени; о черной земле, на которой прорастают неведомые мне виды культур; об обильных живительных ливнях каждым летом; о богатом хозяйстве и о соседних городах, с которыми Омелье обменивается тем, чего не достает ему самому.

Я слушал их жадно, внимая слова о жизни их детей. О том, как они обучаются в школах. Как постигают те знания, которые в нашей деревне никому еще не известны. Как же иначе живут их старики! Они не вынуждены работать от зари до ночи на полях. Работая до старости, теперь им положено отдыхать. Я так хотел бы этого для матери, которая скоро, очень скоро будет стара, хоть сила вряд ли уйдет от нее быстро. Но я хотел бы, чтобы ее мозолистые крепкие руки нашли легкость, чтобы спина разогнулась, и боли в ногах не мучали ее по ночам. Так же я хотел видеть беззаботные детские улыбки своих младших братьев и сестер, а не те потухшие голодные глаза.

Все происходящее представлялось мне чудом. Жизнь как будто повернулась ко мне своей хорошей стороной. Счастье словно раскрыло свои объятия и замолило: "прими меня", "улыбнись мне в ответ".

Я пробыл в Омелье с месяц, когда успел оправиться от болезни и был определен на работу – мой охотничий талант, открывшийся во время путешествия, пригодился и здесь. По прошествии этого месяца, набравшись сил, я попросил Экхофа отвести меня к старейшине; я хотел, чтобы этот разговор состоялся как можно скорее. Экхоф не стал возражать, и мы отправились уже на следующий день.

На дворе стоял глубокий декабрь. Тонкий слой свежего снега прилипал к подошвам, и Тара возилась дома с детьми. Все, что я хотел спросить у старейшины – можно ли мне остаться здесь. В Омелье. Навсегда. Вот и всего. Мне не нужен был месяц, чтобы принять это решение. Мне понадобился лишь день, лишь секунда, а остальное время – лишь чтобы набраться смелости. Остаться до весны, отправиться в путь домой и привести к началу осени в этот чудесный город мою семью. И по возможности всех тех, кто захочет для себя лучшей жизни.

Старейшиной в Омелье была женщина, высокая и с посеребренной мелкими прядями головой. Я уже видел ее несколько раз на рынке и на площади издалека. Но в этот день она седлала коня, встретив нас на подходе к двору; ее зоркий темный взгляд упал на меня, и Экхоф, стоявший только что за моей спиной уже куда-то исчез.

Я замер. Старейшина подозвала меня широким взмахом руки. Ее светлый плащ колыхался по ветру. Затаив дыхание я пошел вперед, и был встречен неожиданно расположенным рукопожатием. Ранее я представлял старейшину как-то иначе. Я представлял ее старой, с тяжелыми глазами и каменным изрезанным морщинами лицом. Но она похлопала меня по плечу и мягко улыбнулась, а я понял, как много силы есть в этом человеке. И еще больше доброты.

Она повела меня по двору, неспешно интересуясь о моих делах. Но и без того, она, казалось, знала обо мне уже все: кто я и откуда, сколько преодолел на пути сюда, где теперь живу и какую работу намерен делать… А впереди нас уже расстелилась вся деревня целиком – она подвела меня к вершине холма, на котором возвышался ее дом – и я увидел огромнейшее поселение, много-много дворов, извилистые дороги, заполненные повозками. И вдалеке, за серым бесконечным пятном построек, я видел очертания горизонта и едва уловимые пятна-миражи других соседних деревень. Говорили, далеко за ними стоят горы.

Старейшина спросила меня, как надолго я хотел бы остаться здесь, и я ответил, что навсегда. Она одобрительно кивнула, внимательно на меня глядя.

– Но после зимы, если можно, – произнес слегка неуверенно я, – я хотел бы вернуться.

Старейшина перевела взгляд вдаль. И ненадолго замолчала.