Лёшка

Валя, затаясь поодаль, наблюдал за тем, что будет дальше. Вот и ожидаемое! Обер-ефрейтор опрокинул стаканчик и замер без дыхания, выпучив глаза.

Он не сразу уснул, нет. Валя и не надеялся, что сразу. Еще бы, такая бочка! Но, приняв второй стаканчик и осоловев, опрокинулся навзничь замертво! Партизанский «гросфатер» постарался на славу, сварив сногсшибательное зелье. Партизаны нарочно снабжали своих разведчиков этим зельем. И разведчики часто откупались им от врагов.

Выкрасть у пьяного телефонную трубку не стоило труда. Она лежала на шинели среди объедков. Но когда тащил, вдруг вздрогнул. Над ним — «Держи вора!» — сердито гаркнула ворона. Она, как видно, не терпела соперников в своем деле.

Отмахав метров сто вдоль провода, Валя остановился и прислушался. Тихо. Только слышно, как богачки березки сыплют медное подаяние голым кустам-сиротам.

Валя вынул из кармана нож и, как кожуру с репы, принялся срезать с провода свинцовую обложку. Срезал, обнажив две жилы — белую и желтую, и тут же рассек их на две части. Подсоединил к проводам, желтому и белому, телефонную трубку и замер, прислушиваясь.

Вдруг над ухом так рявкнуло, что Валя вторично за день вскочил как ужаленный. Думал, подкрался кто и рявкнул! Но нет, рявкнуло в трубке и продолжало рявкать сердито и однотонно: «Остен», «Остен», их «Гарц», их «Гарц»…» Ну ясно, он прервал связь, и никто не отзывается. «Остен» и «Гарц» — это позывные. Остен — восток, Гарц — кажется, горы. Но кто кого вызывает, убей — не понять. «Их» — это по-немецки «я». Может быть, отозваться?

Валя нажал на клапан и, прикрыв микрофон ладошкой, тихонько крикнул:

— Их «Остен», их «Остен»…

В трубке сразу заорало:

— Их Гитлер!.. Их Гитлер!

Валя обомлел: вот так штука, на проводе был сам Гитлер.

— Гитлер капут! — крикнул он и выключился. Надо было как можно скорей уносить ноги. Уносить подобру-поздорову, пока не налетела и не слопала его зеленая саранча. «Гитлер капут!..» Ведь он кому это крикнул? Самому Гитлеру!

Скорей к своим, в партизанский отряд имени Кармелюка. Скорей, скорей! Нет, стоп! Уходить так нельзя. Надо навредить еще больше! Как? А вот как: вырубить сколько можно провода и раскидать по лесу.

Он бежал, рубил и раскидывал. А сердце выстукивало, как приговор: «Гитлер капут!.. Гитлер капут!..»

Через несколько дней подпольная Шепетовка донесла штабу партизанских соединений в Москве:

«В октябре 1943 года тринадцатилетний партизан отряда имени Кармелюка Валя Котик повредил телефонный кабель, прервав на некоторое время связь фашистских частей со ставкой Гитлера в Варшаве».

ПРОПУСК НА ТОТ СВЕТ

В летнюю ночь навстречу друг другу ползли два солдата — наш, советский, и чужой, немецкий. Советского солдата звали Иван Селезнев, немецкого — Фриц Бауэр.

Оба они, советский и немецкий, были саперами, и у того и у другого было одно задание — пробить брешь в минном поле для прохода разведчиков.

Ночь стояла теплая и тихая. По небу взлохмаченными — то ли спросонок, то ли с испуга — птицами бежали облака. Когда одни убегали, ночь, приманивая другие, швыряла в небо пшенные пригоршни звезд. И птицы-облака набегали снова…

Наш и немецкий саперы ползли не спеша, потому что в саперном деле поспешишь — врага насмешишь, напорешься на мину и — поминай как звали. Враги, а одеты, как близнецы-братья, в одинаковые зеленые балахоны в крапинку, иначе, маскхалаты. У того и у другого в руках по небольшому обручу на палках, а под стальными касками наушники. Обручи не для игры — для работы, но озорной солдат Иван Селезнев даже свою опасную работу и ту называл игрой. «Есть разминировать!» — отвечали все прочие саперы, когда получали приказ расчистить путь пехоте. Сапер Селезнев, ухмыльнувшись, отвечал иначе: «Есть переиграть фрица». И переигрывал, обезвреживая самые хитроумные мины-ловушки, которые между собой советские саперы называли пропуском на тот свет. Называть называли, а сами туда не спешили, норовя подольше задержаться на этом.

От травы пахло вкусно и пряно, дразня аппетит. И слышно было, как поверху ходил гребешок ветра. Это было на руку и нашему и немецкому саперам. Если кто и присмотрится в бинокль, из которого видно в темноте, не подумает на человека: ветер ходит! Вдруг в ушах у того и у другого запели комарики: мины! Обруч-миноискатель, как гончий пес, унюхал добычу и подал голос.

Руки у сапера — единственный инструмент, которым он работает. Но это не просто инструмент, каким бывают отвертка, плоскозубцы или клещи. Это думающий инструмент, сам по ходу работы определяющий, с чего ее начать, как вести и чем кончить.