Лётчик

Нет, такое кино нам не нужно, и я отвернул в сторону с постоянным набором высоты, пошёл змейкой. Понимаю, что со снижением получилось бы быстрее уйти, но там наготове корабельная артиллерия. Вдруг достанут? Очень напрягают моё разыгравшееся воображение такие умельцы.

Пулемёт за спиной огрызнулся в ответ на выстрелы парой длинных очередей и окончательно замолк.

Вроде бы как достаточно отлетели от крейсеров, можно разворачиваться на обратный курс. Напоследок бросил довольный взгляд на исходящий густым чёрным дымом четырёхтрубный крейсер. Горит, серый! И я заложил крутой вираж. Кричать хочется от успеха.

Жаль, что не получится над Либавой пройти. Очень уж захотелось с триумфом над городом пролететь. Прямо-таки какое-то нездоровое шевеление в душе возникло. Даже представил на секунду, как мы летим над улицами, все из себя такие герои, а внизу восхищённые горожане чепчики в воздух подбрасывают. Горожанки, так оно точнее будет. Ну и защитники, само собой. Представил и не удержался, всё-таки сплюнул досадно за борт. На самого себя досадуя, на свои идиотские, а главное, очень уж своевременные мысли. Работай дальше, думай, мечтатель. Плоскости словно решето, каким-то чудом в мотор и баки не попали, слава тебе господи. Так что лучше нам не разгоняться, чтобы обшивку воздушным потоком не сорвало. А что Михаил молчит?

Обернулся через плечо — живой! Только что-то бледновато выглядит мой стрелок. Но вроде бы как улыбается в ответ, подмигивает даже довольно.

— Ты как? — перекрикиваю тарахтение мотора.

И вахмистр в ответ утвердительно кивает головой. Так понимаю, что это положительный ответ на мой вопрос. Укачало? После посадки узнаю.

В Куйвасте садились на последних каплях горючего. На пробежке мотор заглох, и мы быстро остановились, прокатившись по дороге совсем немного.

Отстегнул привязные ремни, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Руки уронил на колени. Устал. Вымотался, как собака. И не столько физически, сколько нервы себе измотал.

Собрался с силами, вылез из кабины, соскользнул на плотную укатанную щебёнку дороги.

— Миша, вылезай, приехали.

Вахмистр как-то странно мотнул головой в ответ, левая рука поднялась, пальцы попытались ухватиться за обшитый кожей край проёма кабины и соскользнули вниз, оставив после себя красный маслянистый след.

Мать! Мать! Резким движением сбросил с рук прямо на землю перчатки, провёл пальцами по пятну… Так и есть! Кровь! Ах ты! Яростно, про себя, само собой, матерясь, вскарабкался на крыло, расстегнул ремни, потянул вверх тяжёлое тело. Хрустнула под ногами фанерная обшивка центроплана. Да пёс с ней!

— Ты потерпи, потерпи. Сейчас я тебя вытащу, перевяжу. Куда ранило?

Где эти моряки с местными жителями? Когда не надо, так они толпами вокруг самолёта скачут…

— Давай, дружище, давай, помогай, отталкивайся ногами.

Кое-как приподнял ставшее неподъёмным тело, потянул наружу через борт, опасаясь завалиться на спину и на землю. Тут же мои ноги и спину ниже поясницы крепко подпёрли чьи-то руки, подхватили Михаила, помогли опустить вниз. О, легки морячки на помине оказались. Наконец-то…

Раненого унесли на корабль. На руках. После того, как я ему на бедро быстро жгут наложил. Из топливного запасного шланга. Хватает сильных людей на флоте — кто-то из матросов подхватил Михаила и почти побежал с ним к причалам. Ждать доктора под самолётом не стали, слишком много крови потерял вахмистр. Сиденье и пол кабины сплошняком залиты кровью. Как он только выжил после такой кровопотери, дурень! Мог ведь сразу сказать, а не глазами в ответ лупать! Сели бы в той же Либаве, там бы и перевязались, и врача бы нашли. Слов нет, одни эмоции! Это ещё повезло, что у него ранение пулевое в бедро, сквозное, и артерии не задеты. Но всё равно крови потерял много. Не мог сам перевязаться? Или ногу перетянуть?

Теперь вот догнать стараюсь убегающую от меня группу с раненым товарищем на руках. Получается плохо, не разогнаться, больше трусцой выходит. Сил нет. Но самолёт под охрану на бегу сдал, ещё попросил кабину от крови отмыть и гильзы отстрелянные из мешка куда-нибудь высыпать. Надеюсь, справятся. А полевым ремонтом я чуть позже займусь, когда дух переведу. Главное, Михаил жить будет. Ничего страшного, только крови много потерял.

На шлюпке переправились на «Славу». Понятно теперь, почему моряки опоздали к нашему приземлению. Садился я из-за леса, с ходу, поэтому и не увидел, что в проливе творится. А у берега никто уже и не стоит, все на рейде якоря бросили. И из труб еле видимые дымки попыхивают. Котлы греют.

Вахмистра сразу унесли в лазарет, а меня проводили к командиру. Пришлось подробно докладывать о сегодняшнем вылете, результатах воздушной разведки и, конечно, о проведённой атаке на крейсеры. После некоторых уточнений и вопросов меня отпустили, и я заторопился к Михаилу. Лёгкое, еле заметное недоверие в словах и голосе командира пропустил мимо ушей, не до того мне сейчас. Запросит Либаву, там всё подтвердят…