Да здесь чёрт ногу сломит! Пришлось просить помощи у первого же встречного, чтобы проводили до лазарета. Несколько раз чертыхался по дороге, переступая высокие металлические пороги. Устал до такой степени, что ноги не поднять. Но тем не менее быстро добрался до нужного места. А там увидел бледную, но довольную рожу своего стрелка и забинтованную ногу поверх синенького одеяла. Доктора поблизости не наблюдалось, а вот некоторое количество самых любопытных членов экипажа рядом с кроватью раненого наличествовало. Да он им байки травит! О нашем героическом сражении! Болтун! Меня заметил и сразу смешался, даже лёгкий румянец на щеках появился. Значит, ничего страшного! Поправится.
Внимание присутствующих сразу же переключилось на меня, посыпались вопросы, но у меня совершенно не было никакого настроения болтать. Вам и одного рассказчика за глаза хватит, а у меня дел ещё ого-го сколько.
Вовремя появившийся в лазарете доктор быстро очистил помещение от посторонних, собрался было и меня выставить прочь, да ничего из этого не вышло. Пришлось ему сначала рассказать о состоянии пациента и озвучить вероятный прогноз на выздоровление раненого. Зря я так настаивал. Видно же, что всё с вахмистром в порядке, так нет, решил подробности уточнить. На свою голову. Потому как этот эскулап вознамерился в отместку провести полный медицинский осмотр меня любимого на предмет возможных повреждений и общего состояния моего измученного организма. Дудки, не дамся! Отговорился, отбился, отболтался и удрал. Кое-как вырвался из цепких рук доктора и смог ускользнуть в коридор. Или как там он на флоте обзывается? Да какая мне разница? Удрал и удрал.
На душе стало легче. Здоровью моего товарища ничего не угрожает, несколько дней ему настоятельно предписано находиться в стационаре, то есть в корабельном лазарете, а потом можно будет и переводить больного на берег. Ну и хорошо. Как раз с ремонтом разберусь…
Тут, в коридоре, меня и нашёл вестовой. А ведь я почти до выхода на свободу, то есть на палубу, дошёл. Снова к командиру вызывают. Никак с Либавой связались и теперь подробности услышать хотят? Лучше бы в столовую вызвали. Очень уж как-то сразу есть захотелось. Когда там у них по распорядку приём пищи?
Вон оно в чём дело… Тут не в личном интересе дело и не в Либаве. Командир по зрелому размышлению решил обо всём услышанном доложить командующему, а тот соизволил лично со мной пообщаться по этому поводу. Ну что же, раз нужно, значит, пообщаемся. И я проследовал вслед за командиром к радиотелеграфистам.
Прикольно. Когда телеграфист передаёт: «У аппарата лётчик Грачёв» — как-то сразу свою значимость чувствуешь. И некие соответствующие воспоминания накатывают. Как там в кино было? На связи Смольный? Господи, какая чушь лезет в голову…
Это не телефонный разговор, здесь много не поговоришь. Поэтому подтвердил выше сказанное командиром, и на этом моё участие в разговоре закончилось. Под непрестанное стрекотание телеграфного аппарата был мягко выставлен за пределы радиорубки. Но успел услышать, что экипажу корабля приказано оказать посильную помощь в ремонте самолёта. А мне в одиночку продолжать выполнять воздушную разведку на море. После ремонта техники, само собой.
Командир приказал, подчинённый ответил: «Есть!» А что мне ещё остаётся? Буду летать, разведывать, значит. А пока мои краткие выводы о проведённой атаке.
Сегодняшний успех оказался возможным благодаря нашей наглости и полной внезапности. Никто не ждал от нас подобного авантюризма, ни немцы, ни наши. А дальше будет сложнее. Немцы очень быстро учатся. Вон как мгновенно сориентировались и начали отстреливаться. Поэтому отныне твёрдо вбиваем себе в голову — близко к кораблям не приближаемся, низко над противником не летаем и усиленно ищем что-нибудь новенькое для боевого применения. Обязательно придумаю какой-нибудь очередной сюрприз немцам.
Да, совсем забыл, уже напоследок, под занавес нашего телеграфного разговора нам передали благодарность командующего за проведённую героическую атаку на германские крейсеры. Вот так в телеграмме и было написано. Наконец-то. Оставить бланк себе, что ли? На память? Не получилось. Мягко отобрали, вытащили бумажку из рук. И выставили вон. Жадины. Кому оно кроме меня нужно? Но спорить не стал, ни к чему. Единственное, сразу воспользовался своим героическим ореолом и задал столь насущный для моего организма вопрос командиру. О еде, о чём же ещё? В обороне самое главное — харч! А я сейчас в самой настоящей обороне.