Лётчики

— Ты понимаешь, Клинков, — говорил Чикладзе, радостно потирая руки, — ты понимаешь, до чего это хорошо, когда всё организованно и машина не стучит и работает без перебоев?.. Наладить правильную работу мотора трудно, ещё трудней организовать человека. Здесь надо уметь предвидеть чрезвычайное количество привходящих случайностей. Собственно, случайностей быть не должно, большевик должен учитывать события не в статике, а в их самой сокровенной потенции. Это очень кропотливая, сложная работа, связанная с некоторым риском. Риск в том, что ты можешь ошибиться в человеке. Но зато как радостно угадать свои прозрения!.. Ты поймёшь это впоследствии, когда будешь работать с подчинёнными. Ты ощутишь необычайную радость инженера, художника и математика одновременно. Радость открытия. Радость Колумба! Ты знаешь звук и музыку нормально работающего мотора?.. Увеличь это чувство в сто раз — и ты поймешь моё состояние! Отряд работает одним сердцем. С такими людьми, веришь, можно всё отстоять.

Андрей, изучая тонкости парашютного дела, с азартом отдавался своей новой профессии. В конце месяца он показывал прыжки с пилотажных фигур: два — с петли, один — с пикирования и один — самый опасный — со штопора. У него постепенно накапливался материал, он заносил его в отдельную тетрадку. Особенно интересно было наблюдать за поведением других перед прыжками: иные курили папиросу за папиросой, другие, несмотря на долгий и крепкий сон, начинали усиленно зевать: каждый нервничал по-своему. Андрей отлично понимал их — всё это было пройденным, он и сам всегда возбуждался перед прыжками. Большинство лётчиков прыгало смело, без замедления, но лучше остальных выполняли прыжок истребители.

У Андрея вырабатывалась своя, особая оценка людей. Недолюбливал он трусливых. Всеми способами: лаской, спокойствием, улыбкой, криком — старался он побороть в каждом малейшее проявление нерешительности. Инструкторская работа требовала личного показа, и он обязан был держаться невозмутимо, не теряться при любом положении. Эти черты органически врастали в его характер. Проникновенней всех угадывал Андрея Хрусталёв, угадывал и радовался.

45

В тихий морозный день Андрей повез на прыжок Нестерову. В этот раз он и сам волновался. Вез он её с каким-то раздвоенным чувством: с одной стороны, ему хотелось почему-то её унизить, обидеть, собственными глазами убедиться в её трусости, с другой же — он боялся обнаружить в её характере эту оскорбительную, по его понятию, черту. После возвращения с курсов у них установились странные отношения: Клинков избегал с ней встреч, находя в этом какое-то удовлетворение. Маруся не понимала состояния Андрея, не знала, чему приписать его гордость и зазнайство, но держалась просто.

Она хотя и волновалась, но решила выполнить прыжок по-истребительски. Андрей неотрывно следил в зеркало за её лицом и любовался (он знал, что через светофильтр стекла и полумаску очков нельзя узнать выражение его глаз). Она старалась отвлечься наблюдениями за приборами и землёй, но как только стрелка альтиметра достигла назначенной цифры, Маруся вся подобралась. Выказать своё состояние перед Клинковым?.. Никогда!

Андрей заставил её выбраться на крыло раньше времени. Уцепившись рукой за борт его кабины, она укрепилась на крыле, Андрей сбавил газ, и самолёт, покачиваясь, плавно парашютировал в синей тишине. Как ему хотелось погладить её руку!..

Она думала, что стоять на крыле будет гораздо страшнее. Оказывается, нет. Так просто, по-домашнему, близко плечо Андрея, ей ничуть не страшно. И она улыбнулась (за всю его практику это была первая улыбка перед прыжком).

— Что это вы с Гавриком по ночам делаете, при фонарике?..

Маруся посмотрела вниз.

— Ещё рано! — угадал ее мысли Андрей. — Я тогда скажу!..

— В тот вечер я, он и Савчук проявляли снимки. Мы снимались на лыжной вылазке и торопились — утром выходила стенная газета.

Неужели?.. Андрей махнул в счастливой досаде рукой и крагой перчатки двинул сектор газа: мотор рявкнул радостной грудью, Андрей тотчас же потянул сектор газа к себе.

Кромка крыла уже прошла над изогнутой, как улыбка, линией железной дороги. Андрей высунул голову за борт — и вот её лицо совсем рядом! Он слышит, он угадывает её дыхание.

— Приготовиться! — крикнул он ей в самое ухо. Маруся обернулась, и Андрей в упор увидел её глаза. Неужели заколебалась?.. Он как-то неожиданно для самого себя обнял её за шею и поцеловал в прохладный, набитый ветром рот. Одной рукой она держалась за борт, другой — за кольцо.

— Прыгай!

Она отпустила руку и сорвалась с крыла: Андрей следил за ней горящими глазами. Вот рука откинулась в сторону — она вырвала кольцо, узкая струя сложенного шёлка тотчас же выплеснулась в пространство и расцвела, точно сказочный зимний цветок. Андрей сразу почувствовал облегчение.

— Ай, да Маруся, молодец! — Он остался один, он чувствовал такое переполнение радостью, точно прыгнула не Нестерова, а он сам. И Андрей, стараясь перекричать шум винта, запел полным голосом:

И на Тихом океане
Свой закончили полёт!