Лётные дневники. Часть 5

          Вот так и проживу до старости, как в полусне, с приторможенными, оберегаемыми чувствами. Но что делать – может, их закалять? Искать приключений, преодолевая боль под ложечкой и бешеные скачки сердца в горле? Так мне и на работе их хватает, переварить бы.

          Со стороны – вареный глист, эгоист проклятый, ни рыба ни мясо.

          Да плевать мне на ту "сторону". Мой мир со мной. Обойдетесь тем, что вареный глист вас, пятьсот тысяч, а может, и больше, по воздуху перевез, достаточно при этом расходуя себя. А в душу ко мне не суйтесь.

           Три наблюдения. Летел в кабине с Сергеевым. Работают молча, плюя на обязательные команды и доклады, но, конечно, страхуют друг друга. Посадки мастерские. Плюют на магнитофон, что может записать недозволенное. И – спокойны. Репин бы…

Но времена, в которые формировался характер Репина, прошли.

           Леша летал с Толей К.  Там вообще никакого понятия об ограничениях. Летают как хотят. Леша вслух удивился, А К. изумился его удивлению. Он вообще опускает все нюансы и спокойно себе летает.

           И уже Володя З. взлетает в Челябинске в тумане. Диспетчер его информирует, что погода хуже минимума и – «ваше решение?» Володя говорит: «взлетаю». Пришла телега, дали строгача.  Ну, Володя горяч, знаю. Но идти на явное нарушение?

          Он, видимо, неправильно понял слова «на усмотрение командира». Ну, разъяснили.

          Итак, просматривается тенденция. Летный состав наглеет. Наглеет, не выполняя массу мелочей, которые не определяют безопасность, как даже, к примеру, тот минимум на взлете. Как практический пилот, пролетавший на Ту-154 во всяких условиях, утверждаю: любой командир взлетит в тумане. Любой, мало-мальски летающий по приборам. И минимум для взлета определяется не видимостью на разбеге, а кучей других, сопутствующих обстоятельств, понятных только летчикам.

          Что заставляет наглеть? Времена такие. Перестройка снизу. Эйфория. Кончилось ваше время.

          Но в нашей работе, я лично считаю, безопасность зиждется на одном: высоком профессионализме и уважении себя как мастера. Я бы минимум не нарушал. Мастерство не в том, что смогу взлететь в тумане, даже с отказавшим двигателем. Мастерство – в самодисциплине. Рамки должны быть. Пусть я их сам себе установлю. Но бравировать…

          Солодун бы не нарушил.

          У меня в экипаже работа подтянутая. Мы получаем удовольствие от четкости, хоть она иной раз и надоедает. Зато за тылы мы спокойны, и очень бы удивились, если бы из расшифровки на нас пришла бумага. Мы знаем, что недоговоренности быть не должно, а значит, как же это – взлетать с нарушением и ждать дыню? Я так не смогу; Володя вот смог… а прекрасный же командир.

          Нельзя самому упрощать работу в кабине, сбивать стереотип, разрушая с таким трудом нажитый профессионализм экипажа.

          26 июля у меня личный праздник: первый самостоятельный полет; я состоялся как летающий человек. Нынче, отмечая его бутылкой шампанского в Ялте, со случайными людьми, я сказал три тоста.

           Первый – за тех, кто сейчас летит. За то, чтобы не отказала матчасть, чтобы обошли грозы, за мягкую им посадку, и чтобы удалось отдохнуть.

           Второй – за профессионализм, за мастерство, за состоявшуюся личность.

           И третий – за тех, кто ждет нас на земле. И с моря, и с небес. Утомленных, нецелых, любых. Прекрасные, точные, литые слова Высоцкого.

           В общем, я счастлив, и люди мне завидуют в чем-то, по-хорошему.

           И как же тут-то – без шампанского! Эх, Федор Углов, где твоя трибуна. Нет, жизнь лозунгами не переделаешь. Да я и нужды не вижу.

           7.08. Когда я слышу слово «кооператив», сразу представляю себе наши гаражи. Строили мы их каждый себе сам, но организовывал место и подвел электроэнергию нам кооператив, т.е. сообщество владельцев гаражей. Наш кооператив. Мы. Опчество. Соопча.

          И этого электричества постоянно нету зимой, а летом оно пропадает именно тогда, когда необходимо готовить погреба к зиме. К кому идти, где искать концы, я не знаю, да мне и некогда. Понимаю, что, будь это частная собственность, свет был бы всегда, – но и платил бы я регулярно. Хозяин бы придумал, как брать с нас за электроэнергию.

          А так оно – опчее, наше, ничье, и взносы платят только такие дурачки, как я. А света нет.

          И так – завод. И так – колхоз. И везде так. Не уходи с аэродрома, не свистнув что-нибудь для дома.

         Когда сосед сверху меня заливает, водой, а сосед сбоку будит по ночам дракой за стеной, а зимой в квартирах у всех  холод, а весной жара, – то у меня возникает желание иметь свой дом, быть хозяином своего света, своей воды, своего тепла, своей чистоты, своей тишины, делать все своими руками, и тогда, когда этого захочу я сам, а не швондер.

          Коммуналка. Барак. Бардак.

          А сил оторваться, отделиться и своими руками сделать себе все – уже нет.

          Так что я убежденный сторонник частной собственности, и даже наоборот: ярый противник собственности ничьей. И как это состыковать с коммунистической моралью и партбилетом?

         Три месяца не платил взносы – никому и дела нет.