Лётные дневники. Часть 5

            16.08. Нет, это лето вполне сносное. Повторяю вновь и вновь: дайте мне отпуск в середине лета, и я буду спокойно работать, пока не спишут.

          Хотя… сколько осталось той жизни, а я все пролетал. Все более и более жаль того, что не сбылось, а тем, что сбылось, я сыт по горло.

          Сел с мыслью писать о полетах, а что там писать. Ну, слетали в Симферополь, ну, жарко, ну, сложно посадить машину в жару, но сажаем же.

          Да будь же ты трижды проклята, эта шариковая ручка. Ну какой стержень в дурацком Советском Союзе ни купишь, все пишут отвратительно.

          Вот так и вся наша нынешняя действительность: труд вбит, результат – дерьмо. А Горбачев с высокой трибуны восклицает: «Ведь можем же!» Интересно, какой он ручкой пишет? И что же мы можем же?

          А купить новых стержней не смог, потому что очередь: стоят за тетрадками, берут впрок, сотнями. Газетенка, видите ли, напечатала статью, что где-то тетради по талонам продают. Теперь весь Союз хапает тетради, ручки, резинки…

          Что ж: остается только водку жрать, ее качество у нас неизменно… хотя знатоки утверждают, что раньше и водка была лучше.

          Нет, путь к спасению страны я вижу только в одном: разогнать весь Совет министров – наш основной тормоз – и бросить страну в рыночную стихию. И через муки, разброд, шатания, инфляцию, через кровь, – выстрадать лет за десять рыночную экономику.

          При этом партия рассыплется как карточный домик, а свято место пусто не бывает: образуются новые, и будут драться. Но зато появятся хозяева труда, они, а не швондеры, вытащат страну.

          Ну, а мне писать осталось недолго, и потом нужда в стержнях отпадет. Впереди грядут земные заботы: надо подыскивать работу.

          И так же, как эти авторучки, надо приучиться отсекать эти мелочи жизни, эти комариные укусы. Путь лежит поневоле к аскетизму, к натуральному хозяйству. Пути, в общем-то, два: второй – богатеть. Но это не мой путь. Я – сибарит, эпикуреец. Брать на откорм бычков, выращивать тоннами цветы, пластаться… во имя чего? Рубля? Коммунизма?

          Я себя реализовал вполне. Путь мой на земле очерчен. И мне надо очень немного: кусок хлеба, кусок сала, картофелину, ну, помидор. Оставьте меня в покое, я его, ей-богу, заслужил.

                                                              ***

                                                             1990 г.

               27.07.90 г. Прошел еще год жизни. Я все так же себе летаю, здоровье позволяет. Но в полетах моих произошли качественные изменения.

        Я вполне отдаю себе отчет, что мастерством своего дела овладел в такой степени, что справлюсь в любой ситуации, если господь поможет.

        Ну и ладно. В полетах либо сплю, либо читаю, либо созерцаю. Экипаж работает, я ему доверяю. Сам же в пилотировании прост как правда. В основном, нажимаю кнопки. Внимания хватает на все, спина практически никогда не мокрая – не от чего. Бог бережет от ситуаций, а задачи погоды решаю без труда.

         Наслаждение от мягких посадок? Бог с ними, с мягкими, честно, плевать. Но, в основном, мягкие. Ремесло освоил.

         Моя задача – дотянуть до 93 года, до большой пенсии.

         Я смирился со всем. Берегу свое здоровье, живу в разумном эгоизме, для себя и семьи. И плавно как-то, за полтора года, появилось отношение к политике, государству, обществу, выражающееся примитивным: «да пошли они все… козлы».

Советский Союз практически не существует как единый и могучий. На местах его не слушают, делают свое.

          Партия коммунистов потерпела моральный крах, выходят из нее десятками тысяч, а взносы не платит половина. Я на нее наплевал и забыл.

          И вообще, мне это все не надо. Это продлится еще много лет, страна инертна. А на мой век хватит того, что имею. И жизнь прекрасна.

              29.07. Три месяца подряд – три саннормы, из них две – продленные. С начала года налетал 410 часов. Впереди еще август – тоже 90 часов; вот и год за два.

         Летал автоматически. Молча тянул лямку, недосыпал пресловутые светлые ночи, мотался по рынкам и тащил в дом пудами овощи и фрукты, находя в этом даже какое-то удовольствие добытчика. Погреб полон компотов, варенья  и даже закупленного впрок дефицитного спиртного.

         В этом году путевку мне дали аж на конец сентября, в Алушту, и если честно, меня туда не очень тянет, но еще хочется второй раз в жизни отдохнуть вдвоем с Надей, как когда-то в Болгарии.

          Нарыв мой внутри, в душе, начал как-то стухать не прорвавшись. Я смирился и с тем, что здоровье уже не вернешь; и с тем, что семейная жизнь пролетела и остается сгрести дымящиеся еще остатки и греться ими до старости; и от общественной жизни (да пошли они все, козлы!) плавно ушел; и от угрызений совести – что мог бы, да не вышло, уступил, не состоялся, не достиг… Смирился со всем.

          Видимо, рубеж возврата пройден, и судьба моя, направляемая кем-то по устоявшемуся руслу бесхребетности и конформизма, так и потечет к известному и уже не так далекому концу.

          Ибо сохранить здоровье, ведя и далее такой же образ жизни, пилоту не дано. А восстановить или даже сохранить остатки здоровья… поздно.

          Вряд ли хватит сил уже затевать что-либо новое в жизни. Хотел купить в деревне дом, дышать на старости свежим воздухом… нет, не куплю, уже и желания особого нет. Сгнием в дымном городе.