Липовый чай

Он посмотрел на свои желтоватые, высушенные спиртом руки и спрятал их в карманы халата.

Бледен больше обычного. Осунулся. Вряд ли только от сегодняшних операций. Но думать о причине, по которой он мог осунуться, она не стала.

— Ты же не виноват, — проговорила она, приподняв на оконный свет снимок. Он поморщился и отвернулся. Ожидал другого. Это рассердило ее. — Что есть, то есть, — сказала она жестко.

— Отлично! — усмехнулся он. — Ты великий лекарь. Тебя-то мне и не хватало.

И цепко сжал сухой рукой ее руку. Она руку вырвала и поднялась.

— Послушайте, Садчиков, давайте без этих ваших штучек. На роман с вами я пока не настроена.

Он ответил:

— Настраивайтесь побыстрее, мне некогда.

— Вы хам, — сказала она тихо и, круто повернувшись, скрылась в комнатушке без окон, где проявляли пленки, и демонстративно заперла за собой дверь. Ей казалось, что она спокойна, но у нее тряслись руки.

Садчиков, тяжело ступая, тут же ушел. Она на всякий случай посидела в комнатушке еще. Не то чтобы боялась, а так, из какого-то упрямства.

Зазвонил телефон. Вызволял ее из заточения.

Она взяла трубку.

— Я не хам, — сказала трубка.

Лика нажала на рычаг.

Телефон тут же зазвонил снова и нудно трещал минут двадцать.

Лика стояла у окна с поднятой черной шторой и ни о чем не думала. В теле была расслабленность, как после испуга.

Телефон умолк. Стало слышно дребезжание близкого трамвая. Под окном рос куст сирени с равнодушными пыльными листьями. На веревках сушились халаты сотрудников. Откуда-то из желудка поднялось отвращение ко всему — и к старческому голосу трамвая, и к неопрятной сирени, и к этим халатам, и к примитивной больничке, которой место в каком-нибудь захудалом райцентре с гусями на дорогах.

Волна отвращения опала, и стало скучно. Все скучно — и Садчиков, и статья в журнале, и она сама.

Опять затрещал телефон. Могли звонить и по делу, она взяла трубку.

— Я не хам, — сказал Садчиков.

— Мне скверно, — сказала Лика.

— Что-то случилось? — с беспокойством спросил Садчиков.

— Ничего не случилось, — сказала Лика. — Поэтому и скверно.

— А дача? Уже не помогает?

— Помогает. Но сейчас я не на даче.

— Тебе хоть что-то помогает.

— Ты же не пробовал.

— Что не пробовал?

— Дачу.

Он засмеялся.

— У меня нет на это времени.

Она нахмурилась, будто он мог видеть ее.

Он, наверно, видел, потому что сказал:

— Не надо. Я так. Не уходи.

— У тебя там никого нет? — спросила она.

— Никого, — ответил он, и опять в сказанном было больше смысла, чем простой ответ на простой вопрос. Она приняла это большее и сказала:

— Я ведь тоже — никто.

— Ты понимаешь, — возразил он. — Значит, ты кто-то.

— Я ушла из дома, — вдруг сказала она.

— От мужа? — спросил он.

— От всего.

— Живи у меня. Я где-нибудь устроюсь.

— Нет. Не хочу быть обязанной тебе по мелочам.

— Да не буду я на тебя посягать! — воскликнул он.

— Лучше посягай, — сказала она. — Но не в своей квартире.

Он там, на другом конце провода, засмеялся легко.

— Телефон хорошая штука, а?

— Как все вещи — упрощает, — сказала она. — Можно предположить то, чего нет, и отбросить то, что есть.

— И как ты благополучно протянула столько, такая умная? — удивился он.

— Не знала, что умная, — сказала она.

— Когда человек не знает, что он умен, он глуп. Глупых у меня было слишком много — они любят преданно и скучно.

— Господи! — воскликнула она. — А еще жалуются на женскую логику!

— У вас рабская манера забывать о себе. Это оборачивается одиночеством для обоих.

— Похоже, что это интересно, но я ничего не понимаю.

— А, чего тут понимать…

— Ворчишь, как старая баба… Ну?

— Сколько у меня было — полюбит, в глаза смотрит, расстелиться готова, любое желание свято, чем хочешь поступится, о себе не помнит, лишь бы мне хорошо… Черт возьми, сколько в такой ситуации людей — один или двое?

— Похоже, ни одного.

— Гм… Ты смогла иначе?

— Нужно подумать… Нет, не смогла. Ты прав… Но для меня ты первый, кто возмутился этим. Я имею в виду мужчин. Обычно вам нравится послушание.

— Не равняй меня с этими дикарями! — возмутился он.

— Почему же ты не научил своих любимых женщин тому, что тебе нужно? — спросила она.

— Опять нужно мне! А вы?.. А потом, я поумнел совсем недавно. По-моему, недели две назад.

— Садчиков, я повешу трубку.

— Не надо… А где ты будешь спать?

— На рентгеновском столе.

— Я принесу матрац.

Возразить она не успела. Раздались короткие гудки.

О господи! Садчиков по больничным коридорам с полосатым матрацем на плече…

Но пришел не он, а пожилая санитарка. Санитарка принесла раскладушку и белье.

— Вам постелить, доктор?

— Спасибо, я сама.

Лика втиснула раскладушку в проявительную, приготовила постель и села. И почувствовала себя счастливой оттого, что не ночует дома.

Потом вернулась в кабинет и позвонила в хирургию.

— Это вы? — спросил Садчиков.

— Спасибо, — сказала Лика.

— За матрац?

— За то, что ты смог не прийти.

И она положила трубку. Разделась и легла на жиденькую раскладушку. И больше ни о чем не думая, погрузилась в сон.

* * *