Сейчас бы содрать с нее это платье и вместе с ним белье, чтобы прикоснуться к этой нежной, благоухающей коже, да забыться вновь, держа ее в объятиях. Не выдержав этого соблазнительного зрелища, которое предстало передо мной, я с молниеносной вампирской скоростью приблизился к ней.
- Ой! – воскликнула она, подскочив от неожиданности, но ничего больше не успела сказать, как я развернул ее к себе, с несдержанным пылом впившись в ее приоткрытые губы.
Этот поцелуй был тягучим и долгим, откровенно-интимным и невероятно пьянящим. Устоять сейчас перед ней стало уже нереальным, да и к чему это?
- Ты так привлекательна, - шептал я, попутно снимая с нее ожерелье. – И до невозможности соблазнительная, - я торопливо спустил с ее плеч тонкие лямки комбинации, и платье соскользнуло по телу на пол. – Я безумно по тебе соскучился, - признался ей, усадив ее на тот самый комод, в котором хранились ее украшения, подаренные мной.
- Но я же еще никуда не ушла, - удивленно ответила Герда, при этом чуть откинувшись назад и охотно подставляя свою шею для ласкающих поцелуев.
Моя рука, скользнув вверх по ее ноге, проникла между ее бедер. Герда издала приглушенный поцелуем стон. Ее грудь волнующе вздымалась, дыхание стало учащенным.
- Я говорю о тех годах, что провел без тебя.
Я с легкостью подхватив ее на руки, вышел из гардеробной, уложив свою драгоценную ношу на постель. Окинув меня затуманенным взором, она потянула вверх края моей домашней рубашки, побуждая меня ее снять. Мы быстро избавили друг друга от оставшейся одежды, и теперь ничего не мешало мне методично и с удовольствием чувственно пытать ее тело сладостным, невыносимым наслаждением, доводя ее до изнеможения. В этот раз Герда была уже смелей и раскованней, что придавало ей особое очарование и еще больше меня распаляло. Моя невеста металась на смятой простыне, с небывалым исступлением встречая мои ласки, каждое мое прикосновение рождало в ней нарастающее томление. Устроившись между ее бедер, я проник в нее, и Герда со стоном выгнулась подо мной, вцепившись в мои плечи.
Ее нордическая наружность была обманчива, скрывая под собой жаркий любовный темперамент и испепеляющую страсть, отчего я легко терял голову, поддавшись взаимному притяжению, с которым невозможно было совладать. Сдерживая свой пыл, я старался двигаться осторожней, опасаясь того, что Герде еще может быть некомфортно, но она дала мне понять, что мои опасения напрасны, и тогда я отпустил себя на волю. Прерывистое дыхание, откровенные поцелуи, когда сплетаются языки и на двоих одно дыхание, обоюдные бесстыдные касания и ласки, и мои сильные, глубокие движения, постепенно нарастающие. Мне казалось, что я волна морского прибоя и она – мой желанный берег.
Часто задышав, она снова выгнулась мне навстречу, приподняв бедра, и спустя несколько секунд расслабленно, с довольной улыбкой обмякла в моих объятиях, я же снова ускорился, чтобы догнать ее на пути к абсолютному экстазу, и вскоре с хриплым стоном присоединился к ней.
- Как же хорошо с тобой, Герда, - сказал я, лежа с ней в обнимку. – Моя услада…
Я коснулся губами ее виска.
- Как не хочется уходить, - тихо сказала она со вздохом, все еще находясь в тумане пережитого плотского восторга.
- Так оставайся, - предложил я.
- Завтра в Академию, - слабо возразила она. – Снова учебная неделя. Моя сумка с учебниками дома лежит, и форма.
- Я завтра отвезу тебя утром домой, заберешь там учебники с формой и будешь мной доставлена прямо к порогу своей альма-матер.
- Ну, хорошо. Так и поступим, - согласилась она, чем несказанно меня обрадовала.
Утром следующего дня мы так и поступили, как я предлагал, и провожая ее около ворот Академии, я вдруг ощутил укол тревоги, наблюдая за тем, как Герда удаляется вглубь академского двора. Сердце словно сжало холодной рукой, вытеснив оттуда всю радость. К чему бы это?
Глава 24. Цунами
Каждый год в первые дни февраля мне кажется, что этот дождливый месяц будет тянуться вечность. Но, время неумолимо, и каким бы бесконечным не казался последний месяц зимы, он все же уступает дорогу весне. Во всяком случае, у нас на юге. В Северной империи в марте снежные покровы даже не думают таять, и праздник цветения сакуры там проходит на пару недель позже, чем по всей империи, да и сакуры там произрастают особого сорта, морозостойкие. Позже магам-агрономам удалось вывести такой же сорт слив, яблонь и абрикос. Им все равно на снег и метели, они упрямо зацветают в конце марта, когда зима еще сохраняет свою власть в северных широтах Эсфира. Цветущие нежно-розовые, бело-сиреневые и молочно-белые деревья, припорошенные снегом на фоне величественных зимних фьордов давно уже стали визитной карточкой любого княжества севера, считались символом империи и часто изображались на местных открытках.