Лирелии - цветы заката (СИ)

В ответ я прильнула к нему, наслаждаясь его близостью и ароматом зимы, который неизменно теперь сводил меня с ума. На Эсфире наряжая зимнее дерево, нередко приглашали на это событие самых близких, считая, что так мы разделяем друг с другом радость наступающего праздника. Йоль неумолимо приближался, захватывая столицу миллионами праздничных огоньков и фонариков, еловых и пихтовых венков, с вплетенной красной лентой, как символом наступающего нового года. Белоснежным покрывалом окутало дома и улицы, отчего желтый свет, исходящий от витрин салонов и окошек таверн казался еще теплей и уютней. К вечеру мороз крепчал, и от этого бархатно-синее небо, усыпанное миллиардами звезд, казалось бездонным.

Такого украшения зимнего дерева у меня еще не бывало! Наряжая пихту, мы разговаривали обо всем на свете, и Эрик, как бы между делом, вешая очередную игрушку на пихтовую лапу, оставлял мимолетные невесомые поцелуи на моей шее или плечах, которые обнажал вырез-лодочка на платье. Наши питомцы, безошибочно уловив флер романтизма, витавший в воздухе, проявили максимум деликатности и убежали играть во двор.

- Так-с, осталось в качестве завершающего штриха добавить елочные бусы, - промолвил Эрик, придирчиво разглядывая украшенную пихту.

- Согласна, бусы лишними не будут, кивнула я, глядя вместе с ним на дерево, увешанное разноцветными игрушками.

- А их, мы, кажется, забыли взять из кладовки. Сейчас схожу за ними, - сообщил Эрик, отправляясь за бусами.

Я осталась совершенно одна в гостиной, и внезапно мне вдруг нестерпимо захотелось найти спальню Эрика. Там я еще не была, поскольку входить в личные покои моего нитар я могла лишь после помолвки, но почему-то сейчас мне просто жизненно важно было оказаться там. Как будто что-то неведомое манило меня туда. Это странное чувство не раз уже возникало, хоть и не так остро, стоило мне прийти в дом Эрика, но каждый раз я мысленно запрещала себе даже думать об этом, потому как подобный шаг казался мне весьма неприличным. Эта мысль за считанные секунды, едва оформившись в голове, стала навязчивой идеей. Я не находила этому разумного объяснения. А сейчас, когда Эрик ушел в кладовку, оставив меня одну, я поняла, что просто сойду с ума, если не зайду в его личную комнату. С одной стороны, это огромная глупость, которая к тому же, будет выглядеть весьма двусмысленно с моей стороны, но с другой, такая странная тяга не могла возникнуть на пустом месте. Последние сомнения в правильности моего поступка были развеяны, стоило мне увидеть знакомую с юности картину на лестничном пролете – клубы густого белого тумана, из которого в разные стороны вырывались сгустки, словно длинные щупальца осьминога.

- Что ты такое… - пробормотала я себе под нос, и направилась к лестнице.

Со стороны туманной субстанции послышался смех. Оно еще и смеется? Стало ясно, что происходит что-то явно из ряда вон выходящее. И почему в тот момент я не позвала Эрика? А загадочное туманное нечто устремилось вдаль по коридору с неожиданно приличной скоростью, что уж совсем меня удивило. Как-то это непохоже на туман… Прибавив еще скорости, это нечто заставило меня так же ускориться. Когда мне показалось, что сейчас я смогу его догнать, случилось неожиданное – туман, остановившись, мгновенно исчез, словно его тут и не было.

- Что это еще за дела? – подумала я вслух, и массивная деревянная дверь, напротив которой я стояла, беззвучно отворилась, словно приглашая меня войти.

Первое, что бросилось в глаза, стоило лишь мне войти в комнату – широкая кровать, аккуратно застеленная бордовым покрывалом, прикроватная тумба, на которой ночной светильник освещал стоявший рядом снимок в рамке – мы с Эриком на недавнем праздничном балу по случаю годовщины свадьбы Вальгарда и Астрид. Повернувшись назад, я не поверила глазам, увидев свой большой портрет, висевший на стене напротив. Взяв светильник со стола, вместе с ним подошла к портрету, вглядываясь в собственное лицо на картине. И почему Эрик молчал о том, что написал мой портрет и повесил его в спальне? К чему эти тайны? Мой взгляд зацепился за знакомое опаловое ожерелье и такие же серьги, маленькую родинку над губой и цветок лирелии в руке. Только платье на мне изображено какое-то старомодное. Такое на Эсфире носили не одну сотню лет назад, наверное. От картины веяло магией, и, перейдя на магическое зрение, я увидела, что весь мой портрет пронизывала сеть сохранных чар, которые предохраняли его от порчи. И тут мне бросилась в глаза надпись в самом низу картины, выполненная витиеватым почерком, в котором без труда узнавалась рука Эрика. Поднеся фонарь к поближе к портрету, я прочитала надпись вслух.

«Ингерд. Одна тысяча пятьсот двадцатый год от Рождества Христова. Земля».

Светильник выпал из вмиг ослабевших рук и с оглушительным звоном разбился, ударившись об пол.

Глава 14. Истина

Эрик