Я слышу гортанный шепот Мэй. — Роберт... Я быстро возвращаюсь. Прошлым вечером она сказала Пену, что чувствует себя лучше. Но я не знаю. Я сижу с ней у постели, и она прижимается к моей груди. Моя рука лежит на ее сердце. Ритм слабый и нерегулярный.
В сознании ли она? Она знает, где она? Я мягко спрашиваю: — Вы узнаете меня?
— О, Роберт, я люблю вас, я люблю вас. Она целует меня, и говорит: — Я должна сказать вам кое-что.
— Да?
— Наши жизни принадлежат Богу, — шепчет она. Она с радостью обнимает меня и говорит: — Да благословит вас Господь. Это невероятно.
— Удобно ли вам, — спрашиваю я.
— Всё прекрасно.
Она улыбается. Ее голова падает вперед. Сначала я думаю, что она могла уснуть. В худшем - потеряла сознание. Все остальное - неприемлемо. Но я знаю. Она мертва. Сейчас четыре утра, 29 июня 1861 года. Слезы ничего не определяют. Время для гаданий и комет.
Туман медленно рассеялся.
Мэй больше не было в моих руках. (Была ли она?) Она была в своем инвалидном кресле, и мы вернулись в мою лабораторию, и уставились друг на друга.
Она заговорила первой. — Я думала, что я была..., что вы были...
— Иллюзии, — сказал я. — Я упомянул такую возможность.
— Иллюзии... Боже! В конце, там, я думала, что умерла. Её голос увял, и она протянула полупрозрачные пальцы ко лбу. Ее лицо было влажным, и ее длинные локоны прилипли к щекам. Я передал ей рулон бумажных полотенец, и она вытерла лицо и волосы.
— И что теперь, — спросила она. — Помимо того, что вы испортили мою прическу и напугали меня до безумия, чего вы добились? Все здесь кажется тем же самым.
Сначала – самое главное. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Просто немного шатает. Я должна подумать.
Я мог оценить это. И я это сделал.
За ее мыслями было не трудно следовать. У меня много раз были те же мысли. Рассмотрим различные возможности. Первая - проект не сработал. Поскольку, если бы было так, то Роберт Браунинг сегодня был бы известным поэтом, и мы бы знали это. Но мы не знаем, таким образом, получается, что проект не сработал. Вторая - если каким-то образом мой проект сработал, то теперь должно быть два параллельных мира, один
Слишком многое из этого могло свести ее с ума. И меня также. Я должен был преодолеть это. — Вы достаточно пришли в себя для работы с терминалом? — спросил я.
Она мигнула. — О... терминал. Я думаю, да. Она потерла пальцы рук и затем подкатилась назад к пульту. — Для строгого сравнения еще раз проверим Энциклопедию английских поэтов.
—Хорошая идея.
Она постучала по клавишам и экран компьютера ожил. — О, Боже! — пробормотала она. — Посмотрите на это! Экран был заполнен. Теперь, строка за строкой переполняли экран. Это продолжалось в течение нескольких минут. «Все о Роберте Браунинге».
— Получите распечатку, — сказал я.
Лазерный принтер начал движение. Я подошел к лотку, в который падали отпечатанные листы и вытащил из-под накопившейся груды самый нижний, первоначальный отчет энциклопедии. Было ли это все еще там? Было ли какое-либо место в этом новом параллельном мире для справки, идентифицирующей Роберта как просто мужа Элизабет Барретт? Ага! Вот оно! «Браунинг, Роберт. Смотрите Барретт, Элизабет. Я отложил его с глаз долой и повернулся к ней. — Как он это называл?
— Назвал что? О, новое выдающееся произведение. Её глаза внезапно стали хитрыми. Она прониклась духом. — Не так быстро. Что ваш компьютер
— Кольцо и книга.
— Вполне правдоподобно. Кольцо было бы из надписи флорентинцев, сделанной для Элизабет на стене Каса Гуиди: «...она сделала из своих стихов золотое кольцо между Италией и Англией». Эта книга была бы вашей знаменитой подделкой. И, конечно, инициалы названия, вероятно, были бы: «Р» для Роберта и «Б» для Браунинга. Ну, давайте проверим. Как он это назвал? И вот оно: Кольцо и книга. Попадание в яблочко! Двадцать одна тысяча строк. Впервые опубликовано Смитом и Элдером в четырех томах, с ежемесячным интервалом, начиная с 21 ноября 1868 года.
— Поищите какие-нибудь современные обзоры, — попросил я.
— Сейчас-сейчас. Теперь она была сторонником. Как она могла когда-нибудь сомневаться?