– Наверно, проголодалась? – первое, что он произнес за эти три, прошедших с ее приезда, часа. Вышел на кухню, принес кастрюльку с холодными голубцами, тарелки, вилки, хлеб. – Давай, ешь, не стесняйся.
– Между прочим, не забудьте, что меня зовут Александра. И если вы потом в редакции сделаете вид, что меня не узнаете, то мне это совершенно безразлично. А за голубцы спасибо, с удовольствием поем.
– Ты смешная, – Главный обнял Альку за плечи, поцеловал в щеку, – и очень мне нравишься.
Вот скажите, как так бывает? Они лежали на этой узкой кровати, два посторонних друг другу человека, с разницей больше чем в двадцать лет. Он прощался потихоньку со своей молодостью, она только в нее вступала. И внезапная нежность соединила вдруг их жизни, с каждой минутой превращаясь в любовь.
– Алечка, а ты можешь остаться до утра? Мне так не хочется тебя отпускать.
– Нет, Евгений Павлович, я дома не предупредила, мама с папой с ума сойдут. Я же всегда в одиннадцать дома.
Он проводил ее до станции и, возвращаясь на дачу, думал, что тот, кого он считал бесом, постучавшимся в ребро, сыграл с ним шутку, оказавшись совсем не бесом, а кудрявым купидоном со стрелой, и послал ему эту самую стрелу, имя которой – любовь.
В понедельник Алька боялась двух вещей. Во-первых, конечно, увидеть его, придя в редакцию, боялась и ждала этой минуты. Она думала о нем постоянно, по минуткам вспоминая тот день и все, что произошло. Второе – она боялась разговора с Таней. Она начнет расспрашивать, возмущаться, объяснять ей опять про короля и садовницу. Ведь Алька не сможет ей объяснить, что произошло там, на даче. Потому что сама не знает слов, которыми можно это объяснить.
Танька вбежала в корректорскую:
– Аль, выйди.
Господи, кто мог ей уже все сообщить, ведь никто не знает. Алька нехотя поплелась в коридор.
– Аль, слушай, надо что-то придумать. Представляешь, у Мити оказалась бессонница, и он меня с Пашкой застукал. Орал как бешеный, мои вещи за дверь выбросил. Сказал, чтоб больше в доме не появлялась.
Пашку он почему-то не выгнал, а сам Пашка за ней не побежал. Таня слышала, как он на кухне Мите сказал – а ты что, старик, сам не видел, какая Танька сука? И весь ужас в том, что сегодня вечером его родители из Парижа приезжают, она им перед отъездом все свои размеры написала, и они везут для нее новые вещи. А как же она их теперь возьмет? И как маме и бабушкам объяснит свое возвращение?
Алька молчала, не зная, что сказать. А Сольвейг грустно пела свою вечную песню.
«Как я жила до сих пор без него? Такого умного, нежного, доброго. Без этого чувства, которое ни на секунду не исчезает, не дает думать ни о чем другом?»
«Девочка моя, радость моя, может быть, самая последняя и самая главная моя любовь! Как я счастлив, что ты у меня есть!»
Потихоньку подкатила осень, Главный с женой уехали в санаторий. Алька скучала, грустила, ждала.
Таня тоже скучала и грустила. Митя оказался стойким и на примирение не шел. Но оба эти чувства, одинаковые, казалось бы, оказывается, бывают разными. И Алькина грусть была совсем не похожа на Танину.
На премьеру нового фильма они пошли вместе и возвращались домой уже не одни, а в сопровождении двух кинодеятелей. Марк был оператором, и Таня сразу шепнула Альке, что он ничего, и она не против закрутить с ним роман. Виктор достался Альке, он тоже работал на этом фильме, только звукорежиссером. Он предложил девочкам заехать к нему, отметить знакомство.
Ну а дальше все, как бывает всегда и у всех в молодости. Немного вина, конфеты, музыка, поцелуи. Квартира была большой, Таня с Марком довольно скоро удалились в дальнюю комнату. Алька засобиралась домой, Виктор не стал ее задерживать и пошел провожать. Они очень долго сидели на лавочке возле Алькиного дома, болтая обо всем на свете, и Альке было очень хорошо и спокойно. Правда, ток высокого напряжения в этот раз по нервам не шел, даже в тот момент, когда Виктор обнял и долго целовал ее перед тем, как отпустить.
До приезда Главного оставалась неделя, он звонил в редакцию из санатория – Алька слышала, как Валентина разговаривала с ним по телефону, кокетничала вовсю, докладывая о редакционных делах. В какое-то мгновенье Альке безумно захотелось услышать его голос, сказать, что скучает и ждет. Но мгновение скоротечно, оно прошло. А вечером ее уже встречал Виктор с большим букетом осенних астр. И опять немного вина, музыка, поцелуи. Но в этот раз Алька домой не торопилась.
Все ждали Главного. Известный писатель принес новую рукопись и торопил с решением о публикации его романа. Без Евгения Павловича этот вопрос решиться не мог, и редактор отдела прозы боялась, что роман уплывет в другой журнал.
Дела обрушились на Главного прямо с первой минуты. Алька на его этаже не появилась, хоть и знала, что он вернулся. Не увидел он ее и во второй день, не мог же он сам подняться к ней в корректорскую. На третий день он решил устроить общередакционное собрание, причины и повода для которого у него не было.