Открыт паноптикум печальныйОдин, другой и третий год.Толпою пьяной и нахальнойСпешим… В гробу царица ждет.Она лежит в гробу стеклянном,И не мертва и не жива,А люди шепчут неустанноО ней бесстыдные слова.Она раскинулась лениво —Навек забыть, навек уснуть…Змея легко, неторопливоЕй жалит восковую грудь…Я сам, позорный и продажный,С кругами синими у глаз,Пришел взглянуть на профиль важный,На воск, открытый напоказ…Тебя рассматривает каждый,Но, если б гроб твой не был пуст,Я услыхал бы не однаждыНадменный вздох истлевших уст:«Кадите мне. Цветы рассыпьте.Я в незапамятных векахБыла царицею в Египте.Теперь – я воск. Я тлен. Я прах». —«Царица! Я пленен тобою!Я был в Египте лишь рабом,А ныне суждено судьбоюМне быть поэтом и царем!Ты видишь ли теперь из гроба,Что Русь, как Рим, пьяна тобой?Что я и Цезарь – будем обаВ веках равны перед судьбой?»Замолк. Смотрю. Она не слышит.Но грудь колышется едваИ за прозрачной тканью дышит…И слышу тихие слова:«Тогда я исторгала грозы.Теперь исторгну жгучей всехУ пьяного поэта – слезы,У пьяной проститутки – смех».
И вновь, сверкнув из чаши винной,Ты поселила в сердце страхСвоей улыбкою невиннойВ тяжелозмейных волосах.Я опрокинут в темных струяхИ вновь вдыхаю, не любя,Забытый сон о поцелуях,О снежных вьюгах вкруг тебя.И ты смеешься дивным смехом,Змеишься в чаше золотой,И над твоим собольим мехомГуляет ветер голубой.И как, глядясь в живые струи,Не увидать себя в венце?Твои не вспомнить поцелуиНа запрокинутом лице?
29 декабря 1906
Последний путь
В снежной пене – предзакатная —Ты встаешь за мной вдали,Там, где в дали невозвратныеПовернули корабли.Не видать ни мачт, ни паруса,Что манил от снежных мест,И на дальнем храме безрадостноДогорел последний крест.И на этот путь оснéженныйЕсли встанешь – не сойдешь.И душою безнадежнойБезотзывное поймешь.Ты услышишь с белой пристаниОтдаленные рога.Ты поймешь растущий издалиЗов закованной в снега.