Так на Олимпе святом Вертумн сияет счастливый:
Сотни одежд у него, в сотне одежд он хорош.
Мягкую, в ценном соку дважды омытую шерсть.
Пусть обладает она благовоньями всеми, что снимет
С нивы богатый араб, пахарь душистых полей.
Пусть к ней и жемчуг идет, который на береге красном296
Гордый, воспой ее, Феб, на своей черепаховой лире;
Славь ее, песнь Пиерид, в радостный праздник календ.
Пусть этот праздник она справляет многие годы;
Пойте ей хором привет: девы достойнее нет!
Юношу ты моего, — живешь ли на пастбищах тучных
Иль на дремучих горах, — ты пощади, о кабан!
Дикий, свирепых клыков не оттачивай ты для сражений, —
Да сохранит его мне в целости сторож Амур.
Пусть же погибнут леса, пусть разбегаются псы!
Что за безумье и бред — раскидывать в чащах тенета
И, оплетая холмы, руки царапать себе?
Что за охота — тайком проникать в звериные логи,
Все ж, о Керинф, если б только с тобой могла я скитаться,
Даже по склонам крутым сети таскала б сама,
Я б научилась искать следы быстроногих оленей,
С резвых снимала бы псов путы железных оков.
Свет мой, обнявшись, могла возле тенет я лежать;
Тут уж, к сетям подойдя, убежал бы кабан невредимо,
Чтобы Венеры забав, страстной любви, не смущать.
А без меня пусть Венере не быть — по закону Дианы,
Если ж другая тайком к моей любви подберется,
Пусть растерзают ее страшные зубы зверей!
Так уступи же отцу свое пылкое рвенье к охоте
И возвращайся скорей снова в объятья мои.
К нам снизойди и болезнь изгони из красавицы нежной,
К нам снизойди ты, о Феб, гордый блистаньем кудрей.
Верь мне, скорей прилетай: не будет ведь Фебу зазорно
На красоте применить силу целительных рук.
Чтоб не испортился цвет матовой кожи ее.
Всякую злую беду и всякие грозные скорби
Да унесет поскорей в море проворный поток.
Вышний, приди, принеси с собою тех снадобий сладких,
Юношу не истязай, — он в страхе за участь любимой,
Он за свою госпожу счету не знает мольбам.
То, о бессилье ее скорбя, он обеты возносит,
То он предвечных богов в горестной скорби клянет.
Только будь верен в любви: вот и здорова она.
Не к чему горько рыдать: успеешь наплакаться вдоволь,
Если, поссорясь, с тобой станет она холодна.
Нынче твоя она вся, лишь с тобой — ее чистые думы,
Смилуйся, Феб: ты великой хвалы удостоишься, если,
Тело одно сохранив, вылечишь сразу двоих.
Будь возвеличен и радостен будь, когда с ликованьем
Оба тебе отдадут долг пред святым алтарем.
Каждый захочет владеть дивным искусством твоим.
День, что тебя мне послал, о Керинф, пребудет священным
И среди праздничных дней будет блистательней всех.
Парки рожденьем твоим возвестили красавицам рабство
Новое, давши в удел гордое царство тебе.
Если взаимным огнем пламя палит и тебя.
Будь же взаимна, любовь! Твоею сладчайшею тайной,
Светом твоих очей, Гением жарко молю.
Гений великий, прими фимиам и внемли обетам,
Если ж теперь упоен он другою случайной любовью,
Ты, о пресветлый, молю, брось вероломный алтарь!
Несправедлива не будь, Венера: иль равно пусть служит
Каждый из пленных тебе или сними мою цепь.
Пусть ни единый рассвет нас не дерзнет разлучить.
Юноша жаждет, как я, но он сокровеннее жаждет:
Стыдно ему, не таясь, вымолвить эти слова.
Ты же, рождения бог,297
кому все ведомы чувства,В день рожденья прими, о Юнона,298
ладан обильный,Что поэтесса тебе нежной приносит рукой;
В честь твою тело омыв, себя украшает, ликуя,
Чтоб красоваться видней подле твоих алтарей.
Верно, кого-то еще тайно мечтает пленить.
Ты же, благая, смотри, чтоб никто не расторгнул влюбленных
Юношу с милой, молю, цепью взаимной свяжи.
Так ты их честно сведешь: ведь она ни единого мужа,
Пусть же недремлющий страж не сумеет влюбленных настигнуть,
Пусть им откроет Амур тысячу к плутням дорог!
О, согласись и приди в сияющей пурпурной палле:
Трижды почтим пирогом, трижды богиню вином.
Та же тайком о другом молится в сердце своем.
Жарко пылает она, как пляшущий пламень алтарный,
Но исцеленья от ран вовсе не ищет себе.
Пусть же полюбит тебя твой юноша: летом грядущим
Та, что в обетах звучит, старой да станет любовь!
Вот и любовь наконец; и скорее было бы стыдно
Это скрывать, чем о ней каждому мне говорить,