И запретил в судах вздорным оратором быть.
Пусть в подражанье тебе прочая пишет толпа.
Будешь Венере служить и ходить в любовных доспехах,
Будешь желанным врагом ты для ее детворы.
Сколько победных ты пальм ни стяжал бы трудами своими,
Как ни тряси бородой, а попался на удочку, — помни,
Что не удастся тебе вытащить жало крючка.
По произволу ее и дни будешь видеть, и ночи;
Даже и слезы твои будут по воле ее.
В помощь тебе: для измен хватит и щелки с нее.
Ну, а когда твой корабль с волной состязается в море,
Иль на оружье врага ты безоружным идешь,
Иль, содрогаясь, земля разверзает зияние пасти, —
В теле едином моем что дивишься ты образам многим?
Отчие признаки ты бога Вертумна узнай.
Родом и племенем я — этруск, но нимало не горько
Было мне в бегстве от войн бросить волсинский очаг.580
Взорам отраден моим римского форума вид.
Некогда здесь Тиберин581
свой путь пролагал, и толкуют,Будто плескалися там весла по мелкой воде;
После того же, как он уступил свое место питомцам,
Иль от того, что, плоды во вращении года предвидя,
Их посвященными мнит богу Вертумну народ.
Первыми лишь у меня синеть принимаются грозди
И наливаться начнет колос мохнатый хлебов;
Тутовых ягод багрец, зреющих в летние дни;
Здесь прививатель обет воздает венком плодоносным,
Если искусством его яблоня груши родит.
Ложные толки вредны; иным объясняется имя:
Благоприятна моя природа для всех превращений:
Как ты меня ни верти, буду хорош я всегда.
В косские ткани одень — я девушкой нежною стану;
Тогу накину — и кто мужем меня не сочтет?
Ты поклянешься, что сам эту траву я косил.
Я и доспехи носил, и помню — меня в них хвалили;
Также бывал и жнецом с полной кошницей зерна.
В тяжбах судебных я трезв; но только венок я надену,
Голову митрой укрась — я стану похож на Иакха;
Феба я образ приму, если подаришь мне плектр.
С сетью в руках — я ловец, когда же тростинку возьму я,
Богом я стану опять: буду я Фавн-птицелов.
Может совсем без труда прыгать с коня на коня.
Случай представится — рыб на крючок наловлю и пойду я
Щеголеватым купцом в длинной тунике бродить.
С посохом, будто пастух, могу надзирать я и даже
Разве прибавить еще (я в этом особенно славен),
Что приношенья садов сладко держать мне в руках:
И голубой огурец, и, как чрево, распухшая тыква,
Связки капустных кочней — это приметы мои.
Мне обвивая чело, томно на нем увядать.
Так как, единый всегда, я во все превращался обличья,
Метко родной мне язык имя впоследствии дал.
Ты же, о Рим, ты и сам присудил моим тускам награду:
С давней поры, как пришел Ликомед с дружиной союзной,
Лютого Татия строй, войско сабинов разбил.
Зрел я колеблемый строй и копий падение видел,
Как показали нам тыл в бегстве позорном враги.
В тогах густою толпой шли предо мною в веках.
Шесть остается стихов (тебя, что на суд поспешаешь,
Не задержу: вот предел всех пояснений моих).
Был я кленовым пнем, топором, обтесанным наспех,
Пусть же, Мамурий, тебе, чеканщику статуи медной,
Осков земля не натрет сильной в искусстве руки,
Если сумел ты меня отлить столь способным на дело.
Это творенье — одно, но не одна ему честь.
Это письмо своему Ликоту шлет Аретуза, —
Только, далекий всегда, можешь ли зваться моим?
Если при чтенье тебе покажутся строки неясны,
Помни, моею слезой стерты такие места.
Знай, замирающих рук это отчаянный знак.
Видели Бактры твое многократное в них появленье,
Видел и невр-супостат,583
в броню одевший коня,Геты с холодной зимой и бритт в расписной колеснице,
Это ли брачный союз, договором скрепленные ночи
В час, когда пылкому я юноше — дева — сдалась?
Как провожали меня, предо мною пророческий факел
От разоренных костров мрачное пламя зажег,
Криво на косы легла: замуж без бога я шла.
Тщетно у храмов висят, увы, все мои приношенья:
Вот уж четвертый теперь тку тебе воинский плащ.
Горе тому, кто сгубил для военного тына деревья,
Пусть он томится, как Овн, что плетет, согнувшись, канаты
И утолять обречен вечно твой голод, осёл!
Разве, скажи мне, не жгут тебе нежные плечи доспехи,
Разве тяжелым копьем ты не натер себе рук?