Лирика Древнего Рима

Ты, с вероломной душой, милая, тоже прости!

Я же, моряк-новичок, по водам Адриатики ринусь,

Буду молиться теперь волношумящим богам.

Дальше, пройдя ионийскую зыбь, когда парус усталый

20 Спустит спокойно ладья, в бухту Лехея[539] войди,

Мне остается пешком одолеть, — не ленитесь вы, ноги, —

Землю, где Истм положил грань меж обоих морей.

После, когда берега замкнут меня в гавань Пирея,[540]

Буду Тезея путем вдоль длинных стен я идти.

25 Душу я там примусь выправлять иль трудами Платона,

Или же тенью твоих мудрых садов, Эпикур.

Там я начну изучать красноречье, доспех Демосфена,

Либо приятную соль книг твоих, мудрый Менандр.

Там, вероятно, мой взор либо краски картин очаруют,

30 Либо изделья резца — медь иль слоновая кость.

Долгих годов череда иль моря великие грани

Раны мои заживлять будут в затихшей груди.

Если там ждет меня смерть, я умру не от страсти постыдной:

Верь мне, я с честью умру в этот погибельный день!

XXII

Что же так долго, мой Тулл, тебя радует Кизик прохладный,[541]

Где Пропонтиды волна вкруг перешейка шумит,

Диндим, где из лозы изваяли образ Кибелы,

Путь, по которому гнал Дит-похититель коней?

5 Если пленяют тебя города Афамантиды Геллы,

Страстной тоскою по мне ты не томишься, мой Тулл, —

Хоть бы ты смог увидать Атланта ль, держащего небо,

Лик ли Форкиды,[542] что был срублен Персея рукой,

Иль Гериона хлева, иль от битв Геркулеса с Антеем

10 След, уцелевший в пыли, иль хоровод Гесперид;

Хоть со своим бы гребцом в колхидский Фасис заплыл ты,[543]

Сам совершая теперь путь пелионской ладьи,

Коим плыла между скал за голубкой Язона младая

В образе новом сосна, вид восприяв корабля;[544]

15 Хоть бы Ортигию ты посетил или берег Каистра,[545]

Место ль, где воды себе семь пролагают путей,[546] —

Слава всех этих чудес померкнет пред Римской землею,

Ибо она собрала все, что природой дано.

Почва удобнее здесь для оружия, не для злодейства,

20 Славу преданий своих не опозоришь ты, Рим!

Мы благочестьем сильны, насколько сильны и железом,

И, побеждая, свой гнев наша смиряет рука.

Ты здесь течешь, Аниен, и Клитумн от Умбрийской дороги,

И нерушимый в веках Марция водопровод.

25 Возле Альбанских озер Неморенские плещутся волны,

Ключ, где Поллукс напоил влагой целебной коня.

Змеи рогатые там не ползут на чешуйчатом брюхе, —

Гладь италийских вод чудищ в себе не таит, —

И из-за матери там не гремят кандалы Андромеды,

30 И от авзонских пиров[547] Феб, трепеща, не бежит.

Здесь никому головы не сжигало далекое пламя

В час, как отважилась мать гибели сына предать.[548]

Здесь за Пенфеем в лесу не гонялись злые вакханки.

И не давала здесь лань воли данайским судам.[549]

35 В гневе Юнона рогов сопернице не прицепляла,

Мордой коровьею ей не заменяла лица.[550]

Синиса[551] нет здесь крестов и грекам враждебных утесов,

Нет и древесных стволов, гнутых ему на беду.

Вот твоя родина, Тулл, вот прекрасная видом обитель;

40 Здесь за свой доблестный род можешь ты чести искать.

Граждан найдешь себе тут для витийства, надежду на внуков

И благодатную страсть будущей нежной жены.

XXIII

Значит, пропали они, заветные эти таблички?

Сколько прекрасных моих с ними пропало стихов!

Пользуясь ими, давно меж пальцами их истрепал я,

Так что им верила ты и без печати моей.

5 К милости деву склонить они без меня успевали

И без меня разговор красноречивый начать.

Дороги были они совсем не златою оправой:

Грязным был воском покрыт бук их дощечек простой.

Только, какие ни есть, всегда они верно служили

10 И нерушимый успех мне приносили всегда.

Эти таблички несли такое, пожалуй, посланье:

«Я рассердилась, что ты не был, ленивец, вчера.

Или другая тебе показалась красивее? Или

В гневе напрасном меня ты клеветою пятнишь?»

15 Либо писалось: «Приди, и вместе досуг проведем мы:

Нынче приют до утра нам приготовил Амур».

Все, что могла сочинить красавица умная с горя,

Там выводила она в ласковый час болтовни.

О, я несчастный! На них напишет скупец свою смету!

20 Сунет их между своих грубых вседневных счетов!

Тот, кто их мне возвратит, золотую получит награду.

Разве кто, деньги презрев, станет дощечки беречь?

Мальчик, ступай и скорей на любой это выставь колонне;

Твой господин, напиши, на Эсквилине[552] живет.

XXIV

Милая, на красоту твою напрасна надежда:

Взоры прельстивши мои, стала ты слишком горда.

Кинфия, столько хвалы тебе моя страсть расточала!

Ныче стыжусь, что тебя в песнях я так превознес.

5 Часто твоей красоты воспевал я чудесную живость,

Даже и тем, чего нет, я любовался в тебе,

Сравнивал цвет твоих щек я нередко с румяной Авророй,

Хоть и сияли они блеском фальшивых румян.

То восхвалял, от чего ни друзья меня не отвратили,

10 Ни в многоводных морях ведьма омыть не могла.

Пусть хоть огонь меня жжет, угрожают мечи, пусть я даже

В море Эгейском тону, лгать я не стану тебе,

Пленный, я долго кипел в котле у жестокой Венеры,

Связаны были узлом руки мои за спиной.

15 Но наконец мой причалил корабль, увитый венками,

Сирты уже миновав, якорь я бросил в порту.

Только теперь я вздохнул, усталый от грозного жара,

Тяжкие раны мои зажили снова теперь.