Лирика Древнего Рима

Все хохочите, сколько в доме есть Смехов!

XXXII

Я прошу, моя радость, Ипсифилла,

Наслажденье мое, моя утеха,

Днем проведать тебя позволь сегодня!

А позволишь — смотри, чтобы не в пору

5 Кто-нибудь за собой не запер двери,

Да сама никуда уйти не вздумай,

Но меня поджидай и приготовься

Девять кряду со мной сомкнуть объятий.

Если так, разрешай скорей: нет мочи, —

10 Пообедал я, сыт и, лежа навзничь,

И рубаху и плащ проткну, пожалуй.

XXXIV[*]

В посвященье Диане мы,

Девы, юноши чистые.

Пойте, юноши чистые,

Пойте, девы, Диану!

5 О Латония, высшего

Дочь Юпитера вышняя,

О рожденная матерью

Под оливой делийской, —

Чтоб владычицей стала ты

10 Гор, лесов густолиственных,

И урочищ таинственных,

И потоков гремящих!

В муках родов глаголема

Ты Люциной-Юноною;[38]

15 Именуешься Тривией,

С чуждым светом Луною!

Бегом месячным меришь ты

Путь годов, и хозяину

Добрым полнишь ты сельский дом

20 Урожаем, богиня.

Под любым из имен святись

И для племени Ромула

Будь опорою доброю,

Как бывала издревле!

XXXV

Задушевному другу и поэту,

Пусть Цецилию[39] скажут эти строки,

Чтоб в Верону летел, покинув стены

Кома Нового и Ларийский берег.

5 От знакомого нашего услышать

Может много он песен самых новых.

Если мудр он, пускай в дорогу мчится.

Пусть хоть тысячу раз в печали друга

На прощанье красавица окликнет

10 И, закинув на шею руки, скажет:

«Оставайся!» Бедняжка, так я слышал,

Безграничной горит к нему любовью.

«Диндимены» своей прочел начало

Ей поэт и огонь смертельной страсти

15 Заронил в необузданное сердце.

Понимаю тебя, о внучка Сафо!

О соперница муз! Она прекрасна —

«Диндимена»[40], Цецилия созданье.

XXXVI

Хлам негодный, Волюзия[41] анналы!

Вы сгорите, обет моей подружки

Выполняя. Утехам и Венере

Обещалась она, когда вернусь я

5 И метать перестану злые ямбы,

Худший вздор из дряннейшего поэта

Подарить хромоногому Гефесту

И спалить на безжалостных поленьях,

И решила негодная девчонка,

10 Что обет ее мил и остроумен!

Ты, рожденная морем темно-синим,

Ты царица Идалия и Урий,

Ты, Анкону хранящая и Голги,

Амафунт, и песчаный берег Книда,

15 И базар Адриатики, Диррахий,[42] —

Благосклонно прими обет, Венера!

Вы ж не ждите! Живей в огонь ступайте,

Вздор нескладный, нелепица и бредни,

Хлам негодный, Волюзия анналы!

XXXVII

Кабак презренный, вы, кабацкая свора

У пятого столба от «Близнецов в шапке»[43].

Мужчинами считаете себя только?

Иль девушки родятся вам одним в радость?

5 Вам пить и веселиться, мы ж ослов стадо?

Расселась сотня дурней или две сотни,

И думаете нагло, с вами нет сладу?

Не растянуть мне разве дураков двести?

Ошиблись. Будет жечь над кабаком надпись

10 Из яда скорпионов и моей злости.

Подружка милая из рук моих скрылась,

Любимой так другой уж не бывать в мире.

Великие я вел из-за нее битвы.

Теперь средь вас она, она лежит с вами,

15 Вы все с ней тешитесь (постыдная правда!),

Вы шалопаи, гниль, озорники, ферты.

Эй, слышишь, волосатый коновод шайки,

Ты, кроличье отродие, кельтибер[44] мерзкий,

Эгнатий! Чем гордишься? — бородой клином? —

20 Оскалом челюстей, что ты мочой моешь?

XXXVIII

Плохо стало Катуллу, Корнифиций,[45]

Плохо, небом клянусь, и тяжко стало,

Что ни день, что ни час — то хуже, хуже…

Но утешил ли ты его хоть словом?

5 А ведь это легко, пустое дело!

Я сержусь на тебя… Ну где же дружба?

Но я все-таки жду хоть два словечка,

Пусть хоть грустных, как слезы Симонида.[46]

XXXIX

Эгнатий, чтоб хвастнуть зубами белыми,

Всегда готов смеяться. Скажем, суд идет

И плачут люди, слушая оратора, —

А он смеется. У костра печального[47]

5 Рыдает мать над сыном над единственным —

А он смеется. Где бы что бы ни было —

Смеется он. Манеру эту странную

Ни милой, ни изящной не могу назвать.

И вот что я скажу тебе, Эгнатий мой:

10 Кто б ни был ты — сабинец, или римлянин,

Тибурец, скряга-умбр, или толстяк этруск,

Иль черный ланувиец, пасть ощеривший,

Иль транспаданец (вспомним земляков своих!)[48]

Кто б ни был ты, любезнейший, скажу тебе:

15 Нельзя смеяться по любому поводу.

Нет ничего нелепей, чем нелепый смех.

Но ты — ты кельтибер. А в Кельтиберии

Уж так заведено — мочою собственной

Там чистят утром зубы и полощут рот.

20 И кто из кельтиберов белозубее,

Тот, значит, и мочу хлебал прилежнее.

XL

Что за черная желчь, злосчастный Равид,

В сети ямбов моих тебя погнала?

Что за мстительный бог тебя подвинул

На губительный этот спор и страшный?

5 Или хочешь ты стать молвы игрушкой?

Иль какой ни на есть ты славы жаждешь?

Что ж, бессмертным ты будешь! У Катулла

Отбивать ты осмелился подружку.

XLI

Амеана, потрепанная девка,

У меня десять тысяч попросила.

Потаскуха с носищем безобразным,

Казнокрада формийского[49] подружка.

5 Эй, родня, кто в ответе за девчонку!

Кличьте лекарей, земляков зовите!

Не в себе эта шлюшка. Слов не тратьте,

Дело ясное, бредит как в горячке.

XLII

Все сюда, мои ямбы, поспешите!

Все сюда! Соберитесь отовсюду!

Девка подлая смеет нас дурачить.

И не хочет стихов моих тетрадку

5 Возвратить. Это слышите вы, ямбы?

Побегите за ней и отнимите!

Как узнать ее, спросите? — По смеху

Балаганному, по улыбке сучьей,

По бесстыдной, разнузданной походке.

10 Окружите ее, кричите в уши:

«Эй, распутница! Возврати тетрадки!