Лирика и сатира

Революцию 1848 года Гейне встретил в постели, надломленный тяжким недугом. В «матрацной могиле», не вставая с постели, провел он последние восемь лет своей жизни. Но даже измученный болезнью, находил он в себе силы, чтобы яростно бичевать ненавистную прусскую монархию. В эти же годы он создал новый замечательный цикл лирических стихов. Запечатленные глубоким трагизмом, эти стихи свидетельствуют о неувядающей духовной силе поэта. Сквозь юношеские печали, сквозь увлечения и разочарования зрелого возраста, сквозь муки физического недуга пронес он в своем творчестве то жизнерадостное, жизнеутверждающее начало, которое делает Гейне таким близким советскому человеку.

Трезвое понимание путей общественного развития позволило Гейне проникнуть умственным взором на целое столетие вперед и с правдивостью очевидца нарисовать будущее Германии. Только мы, воочию видевшие разгул фашистского мракобесия, можем по достоинству оцепить пророческую мощь поэта. Недаром гитлеровские палачи немедленно по приходе к власти внесли творения Гейне в список книг, подлежащих сожжению и вечному забвению. Но пламя фашистских костров не могло выжечь имя Гейне из народной памяти. Как предсказал Гейне временную победу националистов, так предсказал он и их бесславное падение. «Коммунизм, — писал Гейне, — будет первым, кому они попадутся на дороге, и не палицей пришибет их гигант, а раздавит ногой, как давят гадину».

Прошло полтора века со дня рождения Гейне, но его творения выдержали испытание временем. Его лирические стихи волнуют нас и теперь своей глубокой задушевностью, а его сатира по-прежнему наносит смертельные удары врагам прогресса и гуманности. Поэт революционной демократии, Генрих Гейне близок и дорог всему передовому человечеству.

Александр Дейч

* * *

Разубранному в золото чурбану
Я возжигать не буду фимиам,
Клеветнику руки я не подам,
Не поклонюсь ханже и шарлатану.

Пред куртизанкой спину гнуть не стану,
Хоть роскошью она прикроет срам,
Не побегу за чернью по пятам
Кадить ее тщеславному тирану.

Погибнет дуб, хоть он сильнее стебля,
Меж тем тростник, безвольно стан колебля,
Под бурями лишь клонится слегка.

Но что за счастье жребий тростника?
Он должен стать иль тростью франта жалкой,
Иль в гардеробе выбивальной палкой.

СОН И ЖИЗНЬ

Пылало сердце, звенела весна,
Печальный, угрюмый бродил я без сна
И в теплую полночь случайно забрел
К расцветшей розе, в таинственный дол.

И к ней подошел я в безмолвной тоске, —
Катилась тихо слеза по щеке, —
И я заглянул в раскрытый цветок,
Там что-то светилось, мерцал огонек.

И ласковый сон, шаловливо дразня,
Близ розы тотчас убаюкал меня.
И юную девушку я увидал, —
Вкруг девушки розовый флер трепетал.

И что-то чудесное, все в золотом,
Она мне дала и ввела меня в дом.
А дом золотой, разукрашенный зал,
Там странный и юркий народец плясал.

Двенадцать нарядных танцоров гуськом
В размеренном танце вертелись кругом.
Чуть кончится танец, начнется другой
И столько ясе длится, и точно такой.

А музыка пела, все пела одно:
«Нам только на миг блаженство дано.
И жизнь твоя — сон, и счастье — сон,
И этот миг — во сне твоем сон».

Но сон мой растаял, почуяв зарю.
Раскрыл я глаза и на розу смотрю,
И что ж: погасла искорка вдруг,
И в розе сидит холодный жук.

РАЗГОВОР В ПАДЕРБОРНСКОЙ СТЕПИ [1]