Лирика разных лет

Я на судах заморских плавал,
По авеню и рю бродил.
Вертелись вывески, как дьявол.
Глушили уши, как тротил.
От губ лиловых и от челок
Томило, будто в кабаке,
От ваших уличных девчонок
С дымком тоскливым в кулаке.
Луна в чужих горах сгорала,
В обвалах облачной шуги,
И звезды были, как жарки,
Как очи батюшки Урала
Из-под густых бровей тайги.
…Торчу на вашем перекрестке,
А все иная синь видна,
И одинокие березки,
И рядом женщина одна, —
Огнеопасна, как береста, —
Зажги — и душу раскали.
…И ждать непросто. Жить непросто
От нашей Родины вдали!

Монте-Карло, 1971

Мадонна

Заунывно, как цыгане
У ночного каганца,
Тянут песенку цикады
Без начала и конца.
Звезды в море смотрят сонно.
Тихо молится в тоске
Синеглазая мадонна
На желтеющем песке.
Худощава, как ребенок.
За кого ее мольба?
За матросов погребенных?
За господнего раба,
Что мерещится ночами.
Чуть заметный, как опал,
Что уехал без венчанья,
Посулился — и пропал?
Перекрестится, поплачет,
Выжмет бедное белье.
Вседержитель вдов и прачек
Смотрит немо на нее.
Подойду и молвлю: — Здрасте…
Руку женщине подам.
— Пожелать позвольте счастья,
Благоденствия, мадам.
Я и сам бродяжил много.
И, не веря в небеса,
За меня молили бога
Тоже синие глаза.
И меня секло песками,
И мутило без дорог,
И меня шторма таскали
Вдоль бортов и поперек.
Не выклянчивая милость,
Коченел и я на льду,
И в окопах доводилось
Видеть всякую беду.
Уходил и я от смерти,
С губ стирал не пот, а соль,
Оттого, прошу, поверьте,
Понимаю вашу боль.
Над волной луна в зените
Льет сияние судам.
Не назвался, извините, —
Из России я, мадам.
По любви и я страдаю,
Снится отчее жилье.
Все, кто кормится трудами,
Чтят Отечество мое.
С ним горел в огне пожарищ,
Промерзал насквозь, как наст.
Скажет женщина: — Товарищ…
Руку мокрую подаст.
…Звезды в море смотрят сонно.
Тихо молится в тоске
Синеглазая мадонна
На желтеющем песке.

Ницца

Будни

Заезжен будничною прозою, —
Не той.
Высокой и святой,
Что рядом с чаем, с папиросою,
С душевной,
Сладкой маетой,
Не той,
Над градами и весями,
Где первозданно и старо.
Бежит, поскрипывая весело,
Твое негромкое перо,
А той, которая — собрания
С иных закатов до утра,
А той, которая заранее
Почти смертельна для пера.
Листки календаря помечены,
Испещрены листочки все.
И кружишься с утра до вечера,
Как будто белка в колесе.
И в дальних ящиках забытое,
Засунутое под стекло,
Лежит оружие пиитово —
Бумага,
           рифмы
                      и стило.
Но выйдут сроки — и неистово,
От перегрузок чуть дыша.
Вдруг вздрогнет, призвана горнистами,
В запас не сданная душа.
Почистишь ветошью оружие,
Вздохнешь с улыбкою: — Ну, что ж…
И слава господу, что кружишься,
А то ведь пылью зарастешь!

1973