Лирика разных лет

Не дал мне бог ни денег, ни удачи,
И если что стяжал я на веку —
Одну тебя. Но кумушки судачат,
Как старые сороки на суку.
Я знаю: жизнь — неласковый учитель,
Но все ж прошу: умерьте этот гам.
Ах, замолчите! Право, замолчите!
Ну, дайте ж отдых вашим языкам!
Опять у вас я вроде на примете…
Любые семьи бог благослови.
Но жизнь — увы! — мудреней арифметик,
И нет глубин, загадочней любви.
Не новость это, впрочем. И весенний
Свой грустный груз я молча волоку.
…Не дал мне бог ни денег, ни везенья,
Одну тебя стяжал я на веку.

1972

Хорошо в глаза твои глядеть

Хорошо в глаза твои глядеть
(Их, такие, рок дарует вдовам), —
И себя, поникшего в беде,
Молодым увидеть и бедовым.
Хорошо ласкать твою ладонь
(Мы не часто любим и любимы), —
И почуять силу и огонь
Магмы, обжигающей глубины.
Хорошо души услышать тишь
(Слез слепых ты пролила немало!), —
Даже понимая: штиль, он — лишь
Отголосок грохота и шквала.
Хорошо, когда любовь жива
(Не забудь свидания и числа), —
И ронять обычные слова,
Полные диковинного смысла.
Хорошо угадывать и знать
(Пусть любовь старинна, как планета), —
Что ты вечно — синь и новизна
Голубого солнечного света.

1973

Когда-нибудь, в итоге долгих лет

Когда-нибудь, в итоге долгих лет,
Последний лист отзеленевшей ветки,
Покажешь ты в смущении куплет
Своей знакомой доброй и соседке.
И скажешь, робость пряча за смешком,
И кутаясь в платок от непогоды:
«Был стихотворец… баловал стишком
Меня в давно исчезнувшие годы.
Хоть грязь, хоть темь, а все равно торил
Ко мне тропу. Любил, не изменяя.
И всенародно в книжках говорил.
Что, может быть, из неба и огня я.
Коль есть любовь — и жизнь, как на пиру,
И называл он, модницам на зависть,
Меня и лапушкой, и умницей — не вру, —
И самой незлобивой из красавиц.
И то сказать, — я не была рябой,
А уж любила пылко, право слово…»

Пусть юность утешается собой,
Пусть старость оживает у былого…

1972

Уже за окнами светает…

Уже за окнами светает,
И свет тот зыбок, как от свеч.
Я письма женские сжигаю,
Чтоб разом прошлое отсечь.
Гори, бумага, ярься, печка,
Корежьтесь в дыме и огне
Пустое, гладкое словечко
И слово света обо мне.
Ах, женщин суд, крутой и скорый,
В ударах выцветших чернил!
Я был вам, женщины, опорой
И никогда вас не чернил.
И вы мне были, как даянье
Судьбы — не мачехи, о нет! —
Вы были бурей и боями
И обаяньем этих лет.
Вы были… были… И до грани,
Что отделяет «был» и «есть» —
Вы жизнь моя и умиранье,
Мое бесчестие и честь.
И жалость жалит, как пилою,
И рушит душу напролом,
И невозможно сжечь былое.
Сжигая письма о былом…

1968

Я боюсь возвышенного слога