Лишь только рассвело, все тела перенесли на второй этаж. Первый же заполнили сухим тростником, хворостом и тем скарбом, что не могли унести с собой, но который мог гореть. В запасниках лагеря было три бочонка смоляного вара. Им облили сруб и изнутри, и снаружи. Всё было готово для огромного погребального костра.
– Я знаю, что должен что-то сказать, – проговорил Драонн, когда ему подали зажжённый факел. – Но я не знаю – что… И я не могу ничего сказать, кроме того, что рана в моём сердце никогда не закроется. Если бы я мог, я бы охотно поменялся судьбой с любым из тех, кто лежит там. Это я должен умереть, а все они – жить. Я буду оплакивать их вечно…
Слёзы потекли по щекам Драонна, но он и не думал их скрывать. Он стоял, словно раздумывая – стоит ли бросать факел в кучу сухого хвороста. Чувство, что он не успел наглядеться на любимых, что отныне он сможет видеть их лишь во снах, едва не заставляло его самому броситься туда, наверх, укрыть от их огня собственным телом. Только теперь, за минуту до того, как их тела обратятся в прах, он в полной мере сумел постичь непоправимость произошедшего. И он действительно не мог ничего больше сказать – все его душевные силы сейчас уходили на то, чтобы заставить свою руку отпустить горящий факел.
И вот этот миг настал. Факел, капая горящей смолой, пролетел несколько футов и упал на облитую варом кучу хвороста и тростника. Тростник вспыхнул почти мгновенно, вскоре занялся и хворост, но воспрянувшее было пламя вдруг начало опадать. В срубе было мало окон, и воздуха, проходившего через открытую дверь, было недостаточно, чтобы распалять огонь. Однако и погаснуть он уже не мог.
Огонь разгорался медленно и неохотно – эпичного погребального костра явно не получалось. Из двери валил густой дым, и Драонн теперь плакал ещё и оттого, что он жёг ему глаза. Однако принц не отходил ни на шаг, вглядываясь в лениво разгорающееся пламя, словно пытаясь увидеть в нём души покинувших его жены и детей.
Лишь спустя час с небольшим рухнула крыша, и тогда пламя взвилось с новой силой, гудя в получившейся бревенчатой трубе. Стены же сопротивлялись разгулявшемуся огню больше двух часов, но Драонн этого уже не видел – как только обрушилось перекрытие второго этажа, а затем крыша, илиры покинули лагерь…
***
Кэйринн оказалась права – не менее двух третей илиров, бывших в лагере, согласились отправиться с Драонном на Эллор. Сказать по правде, никто из них не поверил в сказки про Бараканда, однако, как справедливо заметила девушка, большинству из них было совершенно всё равно, куда идти. Кроме того, в этом была и личная преданность, которую бывшие вассалы Доромионского дома продолжали питать к его главе, пусть даже этого дома больше и не существовало, по крайней мере, по мнению самого Драонна.
Теперь нужно было решить, как добраться до Эллора. Очевидно, что в Шедоне, хоть он и был портовым городом, вряд ли удалось бы найти судно, способное пересечь океан, но даже если бы таковое и отыскалось – где взять команду? К сожалению, времена были таковы, что нельзя было просто явиться в город и зафрахтовать судно с командой. Правда, Драонн полагал, что в конечном итоге всё имеет свою цену, и что вряд ли судовладельцы Шедона будут более щепетильны, нежели торговцы зерном.
Именно на это был расчёт. Идея захватить судно была, конечно, весьма соблазнительна – особенно для Кэйринн и подобных ей человеконенавистников, да и для самого Драонна она выглядела довольно привлекательной, но трезвый расчёт здесь был важнее эмоциональных импульсов. Денег у Драонна было вдосталь – теперь он благодарил покойного императора Деонеда, который исправно платил ему весьма нескромное жалование даже тогда, когда сам принц бездельничал в Доромионе. В общем, даже предполагая, что судовладелец может заломить тройную, а то и четверную цену за фрахт судна до Кидуи, Драонн не опасался нехватки средств.
Для переговоров принц, конечно же, решил вновь использовать Кэйринн – у неё ведь так удачно получилось договариваться о зерне. Осторожно, избегая трактов и даже небольших дорог, отряд лирр направился к Шедону. Правда, не в полном составе. Около двадцати илиров, или чуть меньше, решили не покидать Паэтту. Среди них, в основном, были члены отряда Кэйринн, и большинство из них не были вассалами Драонна. Они решили вернуться в свой лагерь и продолжать партизанскую войну. Их никто не стал удерживать, более того, и Кэйринн, и Драонн пожелали им всяческих успехов, впрочем, не слишком рассчитывая, что пожелания эти сбудутся.