Лис

Повесив на лице джокондовскую улыбку – понимай как знаешь – Байярд ухватил гитару, взлетел на подоконник, сел на стул и заиграл.

Разве страшно уйти и остыть
от любви, от страстей и сомненья?
Пой же, ветер, свисти во всю прыть
равнодушную песнь избавленья.

То ли подоконник крив, то ли стул колченог, шатало Валеру изрядно – прямо над обрывом пустого двора. Но теперь, когда почва готова уйти из-под ног, он впервые почувствовал полную радость от музыки:

Может, именно это конец
здешних странствий по веснам и верстам,
а душа моя – вечный беглец
в черной ночи плаще не по росту.

Этот концертно-цирковой номер что-то сдвинул во всех, кто находился в двадцать седьмой аудитории. И до того чувствовали себя свободно, но сейчас этого казалось недостаточно. Раскрыли остальные окна, курили, стараясь выдыхать дым как можно глубже в вечернее пространство. Чивилев приобнял Аню Барскую и, когда дошла очередь петь, сказал, что у него теперь другая музыка.

Давно ушли из университета последние преподаватели и студенты-должники, ушли и уборщицы, в большинство комнат вселилась ночь. Попрощались и некоторые из гостей «Трех аккордов», но расходиться не хотелось. В начале двенадцатого дверь отворилась, и вошли двое охранников. Прямо на строчке «О жизнь, ты прекрасна. О жизнь, ты прекрасна вполне».

– Так. Это че тут за… – удивился один.

– Вы тут что, курили? – другой, постарше, подошел к подоконнику и недоуменно глядел на стул, по-прежнему стоявший в луже дождевой воды. – Кто пустил? Кто руководитель?

Валера Байярд поднял руку, но не успел ничего сказать, потому что прямо перед охранниками выросла Настя Петрова, если, конечно, слово «выросла» подходит для таких миниатюрных фигур.

– Драсьте! Меня зовут Настя Петрова. У нас совместное заседание гитарного клуба и КВН. Под патронажем Союза студентов ГФЮА. Мы уже почти закончили, дайте нам десять минут.

– Какое заседание? Ночь на дворе, никого в здании не осталось, – возмутился младший охранник.

– По распоряжению ректората, – быстро ответила Настя. – Готовим посвящение в студенты к сентябрю. Можете спросить у Елены Викторовны.

Старший положил руку на плечо младшему, словно хотел его успокоить:

– Через пятнадцать минут запираем входные двери. Будете уходить, закройте окна.

– Спасибо! Вы лучшие! – Настя протянула руку младшему охраннику, и тот недовольно ее пожал.

Попрощались у входа. Дождь утих, но ночь дышала влагой, точно рядом текла река. Чадов с Чивилевым пошли в сторону Триумфальной площади, Глафиру поджидал молодой мотоциклист с непроницаемо холодным от гордости лицом. Валера Байярд, закинув зачехленную гитару за спину, точно ружье, поглядел на Настю с Лизой и спросил:

– Подвезти вас? До метро, – он сделал крохотную паузу, – …или куда-нибудь?

Настя Петрова посмотрела на Лизу Павлючик. Лиза Павлючик поглядела на Настю Петрову.

– Вообще не догоняю, куда, – сказала Настя в смятении. – Не думала, что так поздно. На последнюю электричку уже не успеваю.

Лиза Павлючик посмотрела на Настю Петрову с ужасом.

– Малямс пошепчемся? – обратилась Петрова к Байярду, встретилась с ним взглядом и мгновенно отвела глаза. – Лизон, давай кабанчиком!

Она приобняла подругу, и они отошли шагов на десять.

– Настя, ты что творишь? Еще две или три электрички…

– Да знаю. Тихо ты. Я маме сказала, что сегодня ночую у подруги.

– У какой еще подруги?

– У Альбинки. А Альбинка свалила на дачу к Девятовым, и куда мне теперь?

Байярд, закурив – лицо осветилось огнем зажигалки, – неожиданно произнес:

– Вообще-то я все слышал. Хотите, поедем ко мне?

– Спасибо, мы наверное… – начала Лиза, но почувствовала, как маленький Настин кулачок ткнул ее в бок. – Ой!

– Родителей нет в городе, устрою вас в спальне. А сам в своей комнате. Ну а чего? Приставать не буду, не волнуйтесь. Кофейку запарим!

Лиза Павлючик, не глядя на Настю Петрову, вдруг сказала: поедем. Настя захохотала, а лицо Валеры Малютина по прозвищу Байярд нежно озарилось угольком затяжки. В маленькой белой «шестерке» они ехали по Садовому, у Крымского моста свернули на набережную. Девушки сидели на заднем сиденье, плотно прижавшись друг к другу, и всю дорогу смеялись. Мокрый асфальт отливал неоновыми сполохами, и накатывала ночь, неглубокая, нестрашная, совершенно не всерьез, и на светофоре Настя слегка укусила Лизу. Просто для смеху и от полноты чувств.

Байярд жил на Воронцовской улице в семиэтажном доме довоенной еще постройки. На каждом подоконнике в стерильно чистом подъезде бушевала горшечная фауна, на стенах висели эстампы с видами старой Москвы. Пахло недавно высохшей краской.

– Я бы в таком подъезде жила, – протянула Настя.

– Будешь себя так вести, и поживешь, дурочка, – ответила Лиза, разглядывая следы от Настиных зубов.