Лис и империя

Он сердито глянул на барельеф, украшавший антаблемент над колоннадой при входе в храм. Там Свирепый Рос с помощью Байтона давал отпор трокмуа. Вождь лесных разбойников неодобрительно относился ко всему, что демонстрировало преимущество элабонцев над его соплеменниками, и Джерин не мог его за это винить.

Они вошли в храм. Трокмуа вновь восхищенно заохали, на этот раз впечатлившись видом великолепных колонн, высеченных из целых глыб редкого мрамора, деревянных скамей, покрытых замысловатой резьбой, и золотых и серебряных канделябров, источающих сияние.

Фердулф тоже ахнул, но его поразила культовая статуя Байтона, стоявшая рядом с расщелиной, уводившей под землю. В отличие от остальных статуй прозорливого бога, имевшихся в храме, этот Байтон на человека практически не походил. Напротив, он являл собой столб черного базальта, совершенно ровный и гладкий, за исключением нескольких царапин, которые, по-видимому, обозначали глаза, и торчащего из него фаллоса.

— Сколько же ему лет? — прошептал Фердулф.

В такой обстановке даже ему пришлось выказать определенное уважение к заправлявшему здесь божеству.

— Можно только гадать, — ответил Джерин, — но я и пытаться не стану. Этой святыне поклонялись еще в очень давние времена. Хотя она и не имела столь привлекательного обрамления, каким наделили ее мы, элабонцы, когда заявились сюда.

— Не мы, элабонцы! — вспыльчиво заметил Фердулф. — Я не элабонец, за что благодарю всех богов, включая в первую очередь Байтона.

Джерин сладким, как патока, голосом возразил:

— По линии матери ты элабонец.

И он в полной мере насладился тем жутким взглядом, каким одарил его полубог.

Возможно, ему не следовало поддаваться соблазну. Напоминание об элабонских корнях могло умерить боевой пыл Фердулфа, а то и вообще внушить ему мысль отказаться от борьбы с империей Элабон. Однако если противостоять всем соблазнам, даже таким вот невинным, жизнь станет невыносимо скучна.

Священник махнул посетителям, подзывая их к скамьям.

— Молитесь лорду Байтону, — настоятельно посоветовал он. — Молитесь, и он поможет вам составить свой вопрос таким образом, чтобы его ответ на него, несомненно правильный, был вам понятен.

Это, по мнению Джерина, был хороший совет. Пророчества Сивиллы очень часто бывали такими туманными, что их суть прояснялась лишь после предсказанных ею событий, а не до них. Он попытался выкинуть из головы все заботы, чтобы задать такой вопрос, на какой можно ответить лишь более-менее однозначно.

Он поднял голову и взглянул на культовый столб, что обычно делал и раньше во время всех своих прежних визитов в святилище. Тогда грубо вырезанные в камне глаза, казалось, на миг оживали и отвечали на его взгляд. Интересно, произойдет ли это сейчас? Но произошло нечто большее. На мгновение, даже на доли мгновения Лис увидел бога таким, каким тот предстал перед ним в Лисьей крепости, в маленькой хижине, кое-как приспособленной для магических опытов. Статный, высокий и очень видный мужчина мог бы считаться почти красавцем, если бы не его третий глаз, расположенный на затылке и жутковато посверкивавший всякий раз, когда он неестественно выворачивал гибкую и подвижную шею. А через миг образ исчез, вновь растворившись в базальте.

— Этот столб и есть бог, — прошептал Фердулф. (Неужели он тоже все видел?) — Это не его изображение, это сам Байтон. Именно так он выглядит, когда не думает о своем облике и когда люди не думают, каков он на деле.

— Может быть, — сказал Джерин.

Философы издревле задавались вопросом: принимают ли боги свое обличье, ориентируясь на людские о них представления, или они изначально имеют какой-либо облик, внедряя сведения о нем в представления своих подопечных? Сам Лис полагал, что спор этот вечен и разрешения никогда не найдет.

— Ну что, вы собрались с мыслями? — спросил священник.

Джерин кивнул. Священник улыбнулся:

— Тогда ступайте за мной. Нам предстоит сойти под землю, в пещеру Сивиллы, где прозорливец отомкнет ей уста.

Он, несомненно, хотел, чтобы его слова прозвучали таинственно и странно. Они так, собственно, и прозвучали. И таинственно, и странно, но Джерин уже много раз спускался к Сивилле, преследуя очень конкретные цели, напрочь лишенные какой-либо экзотики. Он поднялся на ноги со словами:

— Что ж, поспешим.

Пухлый евнух в своих причудливых одеяниях, похоже, был сильно разочарован тем, что ни один из паломников не вострепетал, но все же взял факел и повел их к отверстому зеву пещеры.

Элабонские каменщики выложили там ступени, чтобы было удобней спускаться, правда, лишь после того, как один весьма знатный паломник споткнулся, упал и сломал лодыжку. Впрочем, крутой уклон вскоре закончился, и Джерин ощутил под ногами шероховатую скальную твердь. Целые поколения просителей, ищущих совета Сивиллы, протоптали в этой тверди дорожку, но и та, даже освещенная светом факела, не была особо пригодной для привольной ходьбы.

Время от времени к свету пылающей в руке священника головни примешивались отсветы факелов, вставленных в настенные скобы. Их пламя подрагивало от прохладного ветерка.